Былое и думы собаки Диты

Ее встречал Валентин Валентинович в своей любимой теплой клетчатой рубашке и в коротких валенках. Валенки ничуть не мешали ему церемонно целовать Ма руку и вообще прекрасно вписывались в образ графа Толстого.

— Милочка пришла? — доносился из кухни голос Роксаны Львовны. — Проходите, родная! Сейчас будем ужинать. Посмотрите пока, какие я книги замечательные достала.

Ма проходила на кухню, такую уютную, такую красивую, просто загляденье!1— с мебелью, сделанной руками Валентина Валентиновича, рассматривала книги, слушала рассказы Роксаны Львовны о новых журналах, интересных статьях, последних выставках, смеялась острым замечаниям Валентина Валентиновича — отходила душой, погружалась в особенную атмосферу этого дома.

А тем временем стол выдвигался на середину кухни, и Роксана Львовна уставляла его всякими вкусностями: какими-то замечательными салатиками, цветными настойками, пустошкинскими грибками, моченой брусникой, земляничным вареньем и, конечно, несравненными, тающими во рту пирожками.

Они редко оставались вчетвером. «На огонек» забегали друзья, соседи, подруги Роксаны Львовны — «мадамчики», как называл их Валентин Валентинович. Забегали на минутку и засиживались далеко за полночь. Здесь очень ценили шутку, острое слово и всегда было удивительно интересно.

Особенно запомнился Ма вечер, когда приехал из Ленинграда племянник Валентина Валентиновича, пушкиновед, и они вдвоем с Валентином Валентиновичем наперебой читали вслух стихи. До трех часов ночи.

Потом Ма и Па долго ловили такси на безлюдной площади у Киевского вокзала. Когда наконец сели в машину, Па закурил, а Ма вздохнула:

— Омовение души! — и блаженно откинулась на спинку сиденья.

Па продержался на химиотерапии немногим больше двух месяцев, а потом однажды наотрез отказался принимать таблетки. Ма уговаривала, кричала, плакала — бесполезно. Па вышел на работу. Расстроенной Ма врач сказал:

— Ну что ж! Будем ждать год. Если все будет в порядке — еще три. А там посмотрим!

Ма, врачи, экстрасенсы и Вилька

Еще врач строго-настрого предупредил, что Па должен постоянно наблюдаться: делать рентгены, анализы, регулярно приходить в поликлинику на осмотр. Ма с готовностью кивала головой:

— Да-да! Конечно-конечно! — пока ее взгляд не упал на непроницаемое лицо Па.

«Вот где таилась погибель моя», — пронеслись у нее в голове вещие пушкинские строки. И как в воду глядела. Начались ее «врачебные страдания».

— Даже не подступайся ко мне с этим! — отмахивался Па, когда, по мнению Ма, подходил срок визита в поликлинику. — Блажь все это! Ты меня совсем загоняла! Неймется тебе с твоими врачами! Вам только дай волю — вы здорового человека угробите! Никуда я не пойду!

Мне становилось жалко Ма, я подходила и лизала ей руку.

Но, с другой стороны, ведь она сама все так устроила: как будто бы Па и не догадывается даже, какая у него серьезная болезнь. Все беседы с врачами Ма ведет сама: врач только осматривает Па, потом Ма делает Па знак, чтобы он вышел из кабинета. Па усмехается и выходит. И ничего у Ма никогда не спрашивает. Па — такой человек: терпеть не может всякие обсуждения, заглядывания вперед. Он живет сегодняшним днем, и все! И когда он заболевает, он тоже не пугается, не вздыхает, не бродит по ночам, не гадает: что теперь будет? Чем это кончится? Все это делает за него Ма. Это даже смешно, какие они с Па разные — две противоположности.

Ма у нас, по выражению Па, — «крупнейший специалист по выдумыванию всяких страхов». Фантазия у нее богатейшая, только ей почему-то всегда мерещатся «плохие концы».

А с другой стороны, Ма тоже права: «надо же и меру знать», а то Па «совсем распоясался», и у нее, Ма, «голова идет кругом».

И тут вдруг в Москве объявились экстрасенсы. Это такие люди, они у человека над головой руками помашут и сразу видят, здоров он или нет и какая у него болезнь.

Ма так и загорелась. Представляете? Ни рентгенов, ни анализов не надо делать, ни по врачам ходить — только экстрасенса найти, и он все проверит. Легко и быстро. Конечно, многие знакомые над Ма смеялись и говорили, что все это «чушь собачья» и как это она, Ма, может в это верить — ученый, называется. Но Ма упорно хваталась за любую соломинку.

— Как знать? — защищалась она. — Может, науке это явление еще не известно.

А я тоже обиделась: почему это «чушь» обязательно «собачья»? Поэтому я очень обрадовалась за Ма, когда ее неожиданно горячо поддержал Тарь. Он случайно попал в какой-то клуб на выступление экстрасенса и был потрясен до глубины души: экстрасенс рассказывал всякие чудеса, а потом вызывал желающих на сцену и описывал разные случаи из их жизни и болезни, которыми они болеют.

Правда, некоторые не сразу вспоминали эти случаи и болезни, но потом громко удивлялись, хлопали себя по лбу, говорили:

— Ой! Что это я! Совсем забыл! — и все подтверждали.