Былое, нынешнее, грядущее

Но тёплое мурчание странным образом действовало на неё, наполняя тело приятной тяжестью и закрадываясь в душу на мягких лапах. Рука сама тянулась, чтобы запустить пальцы в густой мех, и Ильга с усмешкой почесала подставленное пузо. Давно она не чесала кошек... С самого детства, наверное, когда родительница и старшие сёстры баюкали её, принимая звериное обличье. Что-то было в этом родное, естественное, как дышать, есть и спать. Она и сама не заметила, как перекинулась, и они с Браной помчались по лесу наперегонки. Ковёр опавших листьев разлетался из-под широких лап, сердце стучало, грудь дышала... Две кошки покатились пушистым клубком по земле, играя и в шутку борясь; Ильга была рыжей от макушки до кончика хвоста, с полосками более тёмного оттенка на спине.

«Рыжик-пыжик», – «сказала» Брана посредством мыслеречи.

«Сама ты пыжик», – фыркнула Ильга, но уже не сердито: в её душе резвился маленький весёлый котёнок.

Мстя за «пыжика», она прыгнула на Брану и придавила собой к прохладной влажной земле. С обеих сторон посыпались удары лапами, но не в полную силу, а так, играючи. Они дурачились, как легкомысленные вертлявые подростки, не оставаясь на одном месте дольше нескольких мгновений.

А потом ладонь заскользила по коже, два дыхания смешались, два тела переплелись. Выбрав местечко посуше и стиснув друг друга в объятиях, они тёрлись носами и легонько покусывали друг другу губы, а солнечные лучи согревали их остатками грустного осеннего тепла. Наигравшись в догонялки, они отдыхали и нежились. Ласки, сначала неуверенные и исследующие, понемногу осмелели; вскоре кожа Ильги горела от поцелуев-укусов, которыми Брана покрывала её с головы до ног. Рыжая женщина-кошка уже познала близость с девушкой, но только в качестве оплодотворительницы; мысль о том, что «там» она ещё девственница, заставила её напрячься, но отступать было поздно. Она позволила Бране главенствовать и проникнуть, но только пальцами. В миг проникновения она прихватила кожу северянки на плече зубами, оставив на ней красные пятнышки, а на спине – следы от когтей. Припухлость под челюстью Ильги разрешилась во время этого укуса: по телу Браны потекли белёсые тягучие струйки. Это было остро, сладко и изматывающе, как погоня. Её сердце ещё не замедлило своего бешеного стука, а Ильга уже навалилась на северянку:

– Моя очередь... Ну держись, сейчас я тебе задам!

Она хотела отыграться за всё: и за купание в ручье, и за обстрел репьями, и этот белозубо-дерзкий смех, и за невыносимо-лиловые чары глаз. Но не вышло у неё быть грубой: стоило Бране мурлыкнуть ей на ухо, и Ильга растаяла, растеклась. Облапив северянку объятиями, она вжимала её в себя и сама в неё втискивалась – до исступления, до писка, до звёздных взрывов перед глазами.

Забытый костёр уже погас и исходил последними струйками дыма, когда они вернулись к сушившейся одежде. Брана пощупала свою куртку, сунула руку в меховой сапог:

– Сыроваты ещё, но сойдёт. А твоя одёжа уже сухая.

Они оделись. В животе Ильги бушевало пламя голода, а голова отяжелела, точно и впрямь лихорадкой охваченная.

– Пожевать бы чего-нибудь, – пробормотала она, сглотнув слюну.

Они могли бы добыть дичь прямо здесь, в лесу, но обе были сейчас слишком тяжёлые и ленивые, разморённые и опустошённые. Как утолить голод, не прилагая больших усилий?

– На охоту меня уже не хватит, – сказала Ильга, растянувшись на животе около погасшего костра. – Притомилась я что-то...

– И меня лень одолела, – созналась Брана. – Загляну-ка я домой: может, там Ягодка что-нибудь сготовила. Тебе принести?

– А Ягодка – это кто? – приподнявшись на локтях, спросила Ильга.

– Сестрица моя младшая, – улыбнулась северянка. – Жди тут, я скоро обернусь!

И она исчезла в проходе, а рыжая кошка осталась наедине со своими мыслями и чувствами у остывающих угольков. Распутать этот клубок было непросто, и Ильга закрыла глаза, слушая дышащий, шепчущий полог леса.

Вскоре Брана вернулась – с корзинкой в руках.

– Не-а, обед у Ягодки ещё не готов, – сообщила она. – Но кое-что я нам всё-таки добыла.

Она поставила корзинку наземь и принялась доставать оттуда съестное: холодные вчерашние лепёшки, солёную рыбу, калач, кувшин клюквенного морса и сырое китовое мясо, нарезанное тонкими полосками.

– Сейчас поджарим, костёр только надо снова раздуть, – сказала она. И добавила, кивая в сторону мясных полосок: – Это свежее, нынешнего улова.

Она набрала шишек и веток и оживила огонь. Очень тонко нарезанное мясо северянка не стала жарить долго, и внутри оно осталось с красным соком. Оно напоминало по вкусу говядину. Холодные лепёшки были неплохи, хотя Ильга предпочитала свежеприготовленную пищу. Впрочем, в пожаре её голода сейчас сгорело бы всё что угодно, даже сапожные подошвы. А вот солёная рыба рыжей кошке пришлась очень по вкусу; впрочем, североморский лосось подавался даже к княжескому столу – кто бы стал воротить нос от такого роскошного яства?

– Мр-р-р, рыбка – чудо, – проурчала Ильга, смакуя мягкое, розовое, сочащееся жиром мясо. – Благодарю тебя за угощение.

– В следующий раз ты угощаешь, – улыбнулась Брана.