Былого слышу шаг

«Я позволю себе рассказать один происшедший со мной случай. Дело было в вагоне Финляндской железной дороги, где мне пришлось слышать разговор между несколькими финнами и одной старушкой. Я не мог принимать участия в разговоре, так как не знал финского языка, но ко мне обратился один финн и сказал: «Знаете, какую оригинальную вещь сказала эта старуха? Она сказала: теперь не надо бояться человека с ружьем. Когда я была в лесу, мне встретился человек с ружьем, и вместо того, чтобы отнять от меня мой хворост, он еще прибавил мне».

Когда я это услыхал, я сказал себе: пускай сотни газет, как бы они там ни назывались — социалистические, почти-социалистические и пр., пускай сотни чрезвычайно громких голосов кричат нам: «диктаторы», «насильники» и т. п. слова. Мы знаем, что в на* родных массах поднимается теперь другой голос; они говорят себе: теперь не надо бояться человека с ружьем, потому что он защищает трудящихся и будет беспощаден в подавлении господства эксплуататоров».

Еще один пример того, как слова собеседника рождали образ в мышлении Владимира Ильича. Вспоминая о своей поездке в деревню Кашино, на торжественное открытие сельской электростанции, Ленин рассказывал:

«На улице был устроен митинг, и вот один из крестьян вышел и стал говорить речь, в которой он приветствовал это новое событие в жизни крестьян. Он говорил, что мы, крестьяне, были темны, и вот теперь у нас появился свет, «неестественный свет, который будет освещать нашу крестьянскую темноту». Я лично не удивился этим словам. Конечно, для беспартийной крестьянской массы электрический свет есть свет «неестественный», но для нас неестественно то, что сотни, тысячи лет могли жить крестьяне и рабочие в такой темноте, в нищете, в угнетении у помещиков и капиталистов».

А теперь о самом главном: общения, встречи с рабочими и крестьянами были необходимы Владимиру Ильичу для анализа политической линии, выработки последующих шагов.

Вернемся к июльским дням семнадцатого года, когда, как иронически заметил Владимир Ильич, благодаря особенно заботливому вниманию правительства Керенского ему пришлось уйти в подполье. Один эпизод в пересказе самого Ленина:

«Прятал нашего брата, конечно, рабочий. В далеком рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: «Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. «Они» не смеют теперь, небось, давать дурного хлеба. Мы забыли, было, и думать, что могут дать в Питере хороший хлеб».

Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистек этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как должны мы изменить наши лозунги и наш партийный аппарат, чтобы приспособить его к изменившемуся положению. О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся для меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы. К основе всего, к классовой борьбе за хлеб, мысль подходит через политический анализ необыкновенно сложным и запутанным путем.

А представитель угнетенного класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берет прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твердой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко».

От фразы, оброненной рабочим, — к анализу психологии пролетариата в сравнении с мышлением интеллигенции. От слов, сказанных по конкретному поводу, вобравшему в себя приметы дня, — к обобщениям на многие годы вперед, подчеркивая, что и хорошо оплачиваемый и вполне интеллигентный рабочий отражает взгляды своего класса.

М. С. Ольминский писал, что этот рассказ вводит нас в сокровенную лабораторию ленинской мысли. Ольминский понимает, что конечно же не одной этой фразой рабочего о хлебе был решен вопрос о выборе лозунгов партии в те дни. «Но эта фраза сыграла свою роль — приблизительно такую же, какую, по преданию, сыграло падение яблока с дерева в открытии Ньютоном закона всемирного тяготения». Никто не скажет теперь, открыл бы Ньютон свой закон, не обрати он внимание на то, как падает яблоко. Но известно, что человек, открывший этот закон, наблюдал за падением яблока.

Завершая раздумья, Ольминский пишет: «И кто сможет счесть все яблоки, которые падали перед глазами Ильича с великолепного и вечно плодоносного дерева пролетарской мысли, чтобы облегчить ему нахождение простого и ясного ответа на сложнейшие политические вопросы?»

Встречи с рабочими и крестьянами были для Владимира Ильича естественной потребностью — столь же естественной, как раскрываем мы, например, книгу, чтобы узнать об интересующей нас проблеме.

«Величайшей в мире приемной» назвал кабинет В. И. Ленина в Кремле Альберт Рис Вильямс. И он же рассказал, как однажды, заговорившись с тамбовским крестьянином, Владимир Ильич изменил своим правилам, нарушил время приема посетителей.