Когда провели первое отделение, т. е. воспоминания о Ленине, я позвонил ему по телефону и попросил приехать на собрание. Разумеется, он отказался и говорил, что никаких речей о себе слушать не хочет, но когда я ему заявил, что мы его приглашаем на концертное отделение, на котором будут присутствовать его любимые артисты — Шор, Крейн и другие, он тогда рассмеялся, согласился и вскоре был у здания Московского комитета. Мы гурьбой вышли к нему навстречу, окружили его и повели на сцену, а масса собравшихся, неожиданно увидав товарища Ленина, — неожиданно, ибо знала, что он не придет на свое «чествование», — устроила ему самую теплую, дружескую бурную овацию и заставила сказать несколько слов…
И, словно стараясь прекратить поток приветствий, в которых все внимание сосредоточено на вожде партии, тов. Ленин заговорил о самой Коммунистической партии и о том особенно ответственном положении, в которое она поставлена своей победой.
Позвольте мне закончить пожеланием, чтобы мы никоим образом не поставили нашу партию в положение зазнавшейся партии.
…Музыка. Серьезная, глубокая музыка. Аудитория мало, видно, что понимает по этой части, но слушает с напряжением, думает думу… Хорошо тем, кто ковал оружие революции. Но хорошо и тем, молодым, которые пришли позднее и вместе со стариками несут теперь тяжелую работу. Когда старики уйдут, они эту работу доведут до конца. Пока же… пока работы хватит на всех. С одного красного фронта — на другой, фронта боевого — на фронт трудовой, всюду работа, всюду жизнь. И всюду и везде чувствуется единство этой работы, единство цели и единство руководства.
Ленин сел влево от музыкантов. Рядом с ним сидел известный Добровейн. Откинувшись на спинку стула, сложив руки на груди, слушал Ленин, как Шор, Пинке и Крейн выводили трио Чайковского. Он сидел вполоборота к залу, чуть наклонясь к печально-вдохновенному лицу Добровейна. Временами Ленин ронял неслышное слово, и пианист отвечал ему. Глаза Ленина были задумчиво-сосредоточенными, словно он обдумывал какую-то мысль. Потом они стали напряженными — казалось, Ленин вслушивается во что-то, пытается разобрать невнятное, расслышать неслышимое в разговоре смычков и клавишей. Вот Ленин разнял обе руки и закинул, словно уронил от усталости, одну руку за спинку стула. Лицо его постепенно становилось спокойным, черты теряли твердость.
У всех участников и гостей этого коммунистического вечера в Моск, комитете останется светлое, бодрое и радостное воспоминание о теплой товарищеской атмосфере и великой любви к своему вождю т. Ленину, которая объединяет всех коммунистов.
Прошу Вас, передайте мою благодарность тридцатому полку красных коммунаров Туркестанского фронта за присланные макароны и муку, которые переданы мною детям города Москвы.
Штрихи биографии
ДОСТОИНСТВО
Не многое все-таки знаем мы о личной жизни Владимира Ильича. Что-то, надо полагать, ускользнуло от внимания современников и теперь безвозвратно утрачено. А главное — откуда быть обилию личных эпизодов в жизни человека, который все время был занят борьбой, работой. Тем большего осмысления заслуживают те эпизоды, которые нам известны. Например, «случай с купцом Арефьевым», рассказанный Дмитрием Ильичем Ульяновым.
В начале девяностых годов Ульяновы собираются в Самаре. Владимир Ильич, став помощником присяжного поверенного, выступает в окружном суде. Летом 1892 года вместе с М. Т. Елизаровым он отправляется в Сызрань, намереваясь переправиться оттуда на левый берег Волги, в деревню Бестужевку.
В Сызранском уезде, у села Батраки, купец Арефьев арендовал переправу. Он и хозяйничал здесь. Владелец небольшого пароходика и баржи, купец запрещал лодочникам перевозить пассажиров. Если же запрет нарушали, то пароходик настигал лодку и волок ее силком обратно.