Приказ коменданту Петропавловской крепости: «Согласно решению Военно-революционного комитета, приказываем немедленно распорядиться освобождением под честное слово всех бывших министров-социалистов, сидящих в Петропавловской крепости». Подписи — председатель, секретарь. И дата — 27 октября 1917 года. Уже на следующий день после ареста министры были выпущены на свободу, а вместе с этим открылась перед ними и свобода выбора. Потеряв портфели министров Временного правительства, Бернадцкий и Карташов окажутся в контрреволюционных правительствах Деникина, Врангеля, Юденича… Еще один пример излишней доверчивости в самом начале революции? Нет. Министр юстиции Малянтович станет членом Московской коллегии адвокатов. Будет работать в советских учреждениях бывший министр труда Гвоздев. Продолжит занятие аграрным вопросом и опубликует свои работы бывший министр земледелия Маслов. Бывший военный министр Верховский получит со временем звание профессора, будет преподавать в Военной академии Красной Армии и Академии Генерального штаба, получит назначение начальником штаба Северо-Кавказского военного округа. Станет доктором наук, заведующим кафедрой в Ленинградском институте инженеров транспорта бывший министр путей сообщения Ливеровский, он же примет участие в проектировании Московского метрополитена и будет среди тех, кто налаживал движение через Ладогу по «дороге жизни»…
Все это, однако, произойдет позже, много позже, а в ночь штурма Зимнего, как вспоминает Антонов-Овсеенко, он построил перепуганных министров, повел под конвоем в Петропавловскую крепость, делая все возможное, чтобы уберечь их от разъяренной толпы.
Но это уже были подробности минувшего. Они не могли отвлечь Ленина от дел, ставших для него первоочередными. «В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства». Так все достигнутое, завоеванное, решенное немедля, без антракта, отодвигалось для него на второй план, освобождая место новому действу. Так произошло и в ту ночь, когда был положен конец одной эпохи в истории человечества и начата другая.
В исключительных условиях в полной мере сказалось то, что было нормой жизни революционера Владимира Ульянова, ее правилом, которое может служить примером для каждого коммуниста. Не подчинять свою жизнь томительному ожиданию звездного часа, оправдываясь, будто во имя него и сохраняешь огонь души. Именно сегодня, сейчас действовать в полную меру сил, превращая в звездный час каждое мгновение бытия. Если хватит, конечно, для этого воли, решимости, мужества.
Листаю воспоминания тех времен и испытываю, бывает, — как бы передать. поточнее, — скорей всего, чувство неловкости, хотя и не знаю, перед кем и за кого. Как это вдруг — Ленин и не имеет возможности беспрепятственно пройти в Смольный!.. На пожелтевших страницах былых журналов встречаются такие, я бы сказал, смущающие подробности. И остаются в памяти, просто так из головы не выкинешь: не оттого ли, что с вызывающей преднамеренностью вступают в пререкание с тем, что стало давно привычным. А быть может, все эти подробности просто излишества — не архитектурные в данном случае, а исторические — на классически законченном фасаде минувшего? Но они же тем не менее существуют, напоминают о себе.
…Временное правительство опечатало типографию большевистских газет. Большевик П. В. Дашкевич получил приказ: открыть типографию. Взял с собой красногвардейцев и отправился на Кавалергардскую. А прибыв туда, обнаружил, что опечатанные двери охраняет… один солдат. Дашкевич скомандовал ему — сдать караул! И сдернул с дверей шнурки с печатью. «Заходите, товарищи наборщики…»
…В ночь со вторника на среду рабочие-латыши разоружили на Забайкальском проспекте нескольких юнкеров, встретили залпом спешившее к ним подкрепление. Как поступать дальше? Надо бы съездить в Смольный. А ну-ка, извозчик, довези… Воспоминания были написаны полвека спустя, но и тогда их автор помнил, сколько запросил в ту ночь извозчик — сорок рублей «керенками»…
…Матрос П. Д. Мальков — вскоре он станет комендантом Смольного, а потом и Кремля — отправляется с отрядом к телефонной станции: приказано отбить ее у юнкеров. Машины нет. Останавливают трамвай. Мальков взбирается на переднюю площадку, встает рядом с вагоновожатым: «Гони, да поживее». А тот и слышать не хочет: «Не поеду, не на тот номер сели, у меня маршрут другой…»