Былого слышу шаг

…Холодная мартовская ночь навсегда скрыла тех, а быть может, того, кто, минуя патрули, прокрался по набережной, тенью метнулся к воротам, проник незамеченным к машинному отделению и фильтрам, подложил взрывчатку. Когда в предрассветной мгле грохнул взрыв, преступник мог смешаться с прибежавшими на станцию или был уже далеко.

Могло быть так или иначе. Но взрыв произошел. Это случилось 30 марта девятнадцатого года на водопроводной станции Петроградской стороны — Заречной.

«Красная газета» печатала по этому поводу стихи:

Лишить миллионный

город воды

Взрывами водопровода.

Вот их труды,

Врагов революции и народа!

С преступлениями такого

рода

Речь одна —

Стена!

Один разговор —

 Смертный приговор!

В эти дни всюду публиковалось предупреждение Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

«Москва, 1 апреля (РОСТА), от Председателя ВЧК. Ввиду раскрытия заговора, ставившего целью посредством взрывов, порчи железнодорожных путей и пожаров призвать к вооруженному восстанию против Советской власти, ВЧК предупреждает, что всякого рода выступления и призывы будут подавлены без всякой пощады. Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен тысяч невинных жертв ВЧК принуждена будет принять самые суровые меры наказания против тех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания. Председатель ВЧК Дзержинский».

Петроград в первые годы революции. Английский писатель Герберт Уэллс назвал его городом, погруженным в пучину бед: «Дворцы Петербурга безмолвны и пусты или же нелепо перегорожены фанерой и заставлены столами и пишущими машинками учреждений нового режима, который? отдает все свои силы напряженной борьбе с голодом и интервентами… Поразительно, что цветы до сих продаются и покупаются в этом городе, где большинство оставшихся жителей почти умирают с голоду и вряд ли у кого-нибудь найдется второй костюм или смена изношенного и заплатанного белья».

В этом городе жили люди, они встречались и расходились, познав или не заметив друг друга, радовались, горевали, любили, ненавидели, разочаровывались, увлекались, были счастливы и несчастливы, восторженно воспринимали мир и проклинали его, (совершали благородные поступки и творили мерзости.

Были праздники, и нужны были цветы.

Их подносили новобрачным. «Николай Афанасьевич и Ирина Аникеевна Афанасьевы просят Вас пожаловать на бракосочетание сына их Василия Николаевича с Елизаветой Семеновной Федоровой, имеющего быть в церкви ремесленного училища, а оттуда для поздравлений Петроградская сторона, Саблинская улица № 10, кв. 56». Жених, помощник коменданта третьего подрайона революционной охраны Петроградской стороны, явился на бракосочетание в куртке и галифе из желтой скрипящей кожи. Вася Афанасьев недавно получил этот костюм в благодарность за хорошую службу.

Были похороны, и нужны были цветы.

Их положат на гроб того, кто сохранил от разрушений водопроводную станцию, и на могилу тех, кто расследовал это преступление…

I

На рассвете, по истечении комендантского часа, кого-то отпускали подобру-поздорову, других арестованных увозили под конвоем в Центральную комендатуру либо в Кресты, третьи обживали камеру предварительного заключения. С наступлением утра сменялись чины революционной охраны. Комендант третьего подрайона революционной охраны Петроградской стороны Рудольф Карлович Ленник и его двадцатидвухлетний помощник Вася Афанасьев устраивались на диванах у — себя в кабинетах. Засыпали быстро, поднимались с первым телефонным звонком.

Обязанности комендатуры подрайона — нести службу постовую и патрульную, арестовывать и привлекать к суду за нарушение порядка — по большинству своему исполнялись с наступлением темноты. В течение дня комендант и его помощник готовились к ночи: решали, какие проходные дворы перекрыть засадами, какими маршрутами пустить патрули, где и когда встретиться с агентами, на какие «малины» обрушить облавы.

Днем чины охраны выгребали мусор, мокрыми тряпками стирали серый, как бессонница, налет грязи с широкой мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Окна двухэтажного дома, в котором располагалась комендатура, распахивались настежь — проветривали помещение^[18].

Ночью по всем комнатам вновь расползался липкий смрад пивной и вокзала. Ночью в комендатуре кричали, ругались, грозили, бились в истерике и хохотали, требовали, плакали, доказывали, просили. Среди ночи появлялись люди в нижнем платье, потому что верхнее им помогли снять грабители. Чины охраны ехали к месту очередного происшествия — убийство, грабеж, насилие. Грохотал по булыжнику разбитый грузовичок, мотаясь из стороны в сторону светом фар.