Былой войны разрозненные строки

Некоторое время Нафтали учился в местной йешиве, но ребе знал только один способ обучения — нещадно бил своих учеников, и родители перевели сына в еврейскую гимназию в Луцк. Жил у родственников. Успел закончить четыре класса, когда в 1939 году пришли Советы. Нафтали послали на курсы ВНОС — Воздушное Наблюдение, Оповещение, Связь — аббревиатура, получившая на фронте ироническую расшифровку: Война Нас Обошла Стороной. Курсы закончил 18 июня 1941 года.

Нафтали мобилизовали связистом в городок Броды, неподалеку от Львова. В переполохе первых дней войны добрались до Ровно, где какой-то лейтенант сказал: Ребята! Кто как может, переправляйтесь через реку!» Нафтали плавал хорошо — во всем обмундировании, с винтовкой, переплыл! Над плывущими пронесся немецкий самолет, дал очередь, но пронесло. Красноармейцев из разрозненных частей собрали в Новгород-Волынском, выдали новенькие ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), что в начале войны было большой редкостью — по-видимому, в Новгород-Волынском был арсенал. Заодно Нафтали переоделся в сухое.

Среди мобилизованных многие не знали русского языка, были и малограмотные. Случались курьезы. В расположении неожиданно появился полковник. Дежурный не разбиравшийся в званиях Красной армии, бодро скомандовал: «Смирно! Четырехшпальный пришел!» Полковник спросил, указывая на петлицу:

Сколько здесь шпал?

— Четыре!

— А здесь? — указал на вторую.

— И здесь четыре.

— Вместе сколько будет?

— Восемь.

— Восемь суток гауптвахты!

Комендант города сказал: «Ребята! Занимайте оборону! Мы город не оставим!»

Отступали до Чернигова. Здесь бросили в бой. Несмотря на общее отступление, на какое-то время немцев удалось отогнать. Но от близкого разрыва мины Нафтали был тяжело ранен: три осколка попали в живот. Двигаться не мог. Всю ночь пролежал без помощи, но в сознании. А наши вновь отступили… Утром увидел: из леса вышли четыре немецких солдата и стали пристреливать раненых. Простился с жизнью. Закрыл глаза. Подошли. Весь в крови, рану обсели мухи, глаза закрыты, решили — мертвый. Ушли.

Вдруг услышал: «Ура!» — наши вновь пошли в контратаку. Подошли два красноармейца. Он открыл глаза. «Живой!» Подхватили под руки — носилок не было — и потащили в штаб, оттуда отправили в госпиталь в Мариуполь. Но немецкое наступление продолжалось, и госпиталь эвакуировали в Ростов-на-Дону. В лечение входил массаж. Место чувствительное, парень молодой, непроизвольно отреагировал…. Сестра сказала: «если так — будешь человеком!»

Но вскоре госпиталь эвакуировали снова, на этот раз в Орджоникидзе (Владикавказ). И тут было неспокойно — немцы дошли до Минвод.

В госпиталях пролежал около года. Весной сорок второго выписали, на полгода комиссовали и отправили в небольшой городок за двести километров от Алма-Аты. Через шестьмесяцев приехал в Алма-Ату на комиссию. Никто ничего не смотрел, ни его, ни документы: «Руки-ноги есть — годен к строевой!» Увидел на столе свои документы, по наивности спросил: «Можно забрать?» — «Они тебе не будут больше нужны…»

Нафтали завербовался на шахты в Караганду — бронь до окончания войны. На шахте проработал почти три года — все время запальщиком на взрывных работах. После Победы всех собрали в клубе, секретарь райкома сказал: «Война кончилась, но вы остаетесь еще на год. Нужно залечить раны, нанесенные фашистами!»

В 1946 году в Советском Союзе не знали о концлагерях. Об этом не писали и не говорили. Когда Нафтали узнал — не мог поверить. Не укладывалось в голове. Брат и сестра погибли в Луцке. Родителям «повезло» — они до этого не дожили. Дядя, брат отца, живший в Киеве, когда ему предложили эвакуироваться, сказал: «Я не поеду. Коммунисты мне надоели». Он погиб со всей семьей в Бабьем Яре.

На Ялтинской конференции союзники добились от Сталина разрешения тем, кто до 1939 года жил в Польше, вернуться. Но когда Нафтали узнал, что там творилось, не хотел даже выходит из поезда. Решил ехать в Германию. По пути некоторое время провел в Австрии. Там познакомился с молодой девушкой Раей — да будет благословенно ее имя, — чудом уцелевшей в Освенциме. Они поженились и в Германию приехали уже вдвоем. Три года Нафтали проработал в Германии в Сохнуте, собирая и отправляя через Марсель в Израиль оставшихся в живых евреев Восточной Европы. Особенно много было из Румынии. Анттонеску запретил уничтожение евреев на территории страны. Они с успехом это делали за ее границами. Но те, кого не успели этапировать, остались живы.

В 1949 году, через год после образования государства Израиль, перебрался сам.

По стопам отца пошла старшая дочь Эмма, работавшая представителем Сохнут в СССР: сначала в Харькове, а потом в Ленинграде. По каким-то делам поехала в Хельсинки, пошла в главную церковь и во время богослужения обратилась к прихожанам по-английски (был переводчик): «Куда вы все смотрели, кода немцы уничтожали евреев? Ведь вы все знали! Почему вы молчали?» Ответом было молчание.