Былой войны разрозненные строки

Как случилось, что Илья Пирог не получил награды за свой подвиг на Сапун-горе? Пирог не был в нашем батальоне, он был полковым сапером. Накануне штурма инженер полка направил его к нам, снять мины перед боевыми порядками батальона. Разминировав ночью полосу и обозначив проходы в минном поле, Илья не вернулся в штаб полка, на что имел полное право, остался в батальоне и наутро вместе с нами принял самое активное участие в атаке и штурме Сапун-горы. Но и укрепив знамя, он не вернулся в полк, а воевал вместе с пехотой до полного освобождения Севастополя. За эти четыре дня в саперном взводе его потеряли, может быть, подумали, что погиб. Когда кончился бой, в штабе полка, по-видимому, считали, что представление к награде напишут в батальоне, и не написал никто…

Писать приходилось не только наградные листы…

На теоретической конференции, посвященной 30-летию освобождения Севастополя, в Морском клубе, с докладом о действиях 51-й Армии выступил доктор наук, бывший работник Политуправления Армии, полковник в отставке Носов. После доклада я подошел к нему и о чем-то спросил. А как ваша фамилия? Я назвал себя без всякой надежды, что ее можно было запомнить. Как же, помню, сказал он неожиданно, ваша фамилия встречалась в полит-донесениях. И в свою очередь спросил: А помните, я пришел к вам на Сапун-гору и просил вас по свежим впечатлениям написать об этом штурме. А вы мне что ответили? Я совершенно не помнил и озадаченно смотрел на него. Вы сказали, что когда-нибудь напишете об этом сами.

Долги надо платить.

Отзывы

Уважаемый Ефим Абелевич!

Я прочитал Вату книгу мало сказать с интересом, с увлечением. Она написана о том, о чем никогда не пишут авторы книг о минувшей войне. Все правильно сделали, что отказались от хроникальной основы, всем известной и уже не производящей должного впечатления. Вы написали о тех эпизодах войны, которые были самыми значительными для Вас и стали такими же для Вашего читателя. Я уже не говорю о Вашей скромности, которая украшает настоящего человека, но мне очень понравилось, что Вы рассказываете о тех, на первый взгляд незаметных мелочах военного быта, которые кажутся незначительными, а между тем они-то и выражают главное, ежедневное, непрерывное существо войны и победы.

К безграничной скромности Вашей вплотную примыкает джентльменская порядочность и безупречность.

Крепко жму Вашу руку и желаю вполне заслуженного Вами счастья.

19. XI.85.

Ваш В. Каверин.

Р. S. И название тоже удачное.

^{Москва, 27.11.}

Дорогой Ефим Абелевич!

Благодарю Вас за Ваши «Войны разрозненные строки». Даже среди нашей весьма обширной литературы о войне она выделяется своей искренностью, точностью, фактичностью. Как участник четырех войн, из которых две мировые, я, думается, имею некоторые основания судить об этом.

Что же касается художественной стороны Ваших записок, то манера, в которой они написаны, выдает незаурядное дарование их автора.

Вы сумели органично соединить лаконичность с выразительностью, свойство, присущее таким крупным писателям, как Андрей Платонов, или Сент-Экзюпери, или Гаршин.

Сердечно жму Вашу руку и желаю дальнейших успехов!

Лев Славин.

Уважаемый Ефим Абелевич!

Хорошую книгу Вы написали.

В ней война без сочинительства, без сюжетных украшений, война с ее бытом, работой, приметами, правилами все то, что забывается, и что Вы так скромно и точно напомнили.

О себе с юмором, о других с любовью. Множество подробностей, которые ожили для меня. Очень уж Вы стесняетесь о себе рассказать.

Не знаю, получили ли Вы мое письмо о Вашей книге «Войны разрозненные строки?»

Повторяю мне она понравилась точностью деталей, честностью и добротой.

Мне хочется использовать один-два отрывка из нее для сборника, который готовится у нас в Ленинграде о солдатской войне. Можно ли я отберу отрывки по своему вкусу? Спасибо за внимание, поздравляю Вас с днем Победы.

С наилучшими пожеланиями.

Москва, 17.4.85. Дорогой Ефим Абелевич!

С редким удовольствием прочитал Вашу книгу, и с этой минуты чувствую себя Вашим знакомым, самому странно. Особенная книга. В ее, как бы скромных художественных претензиях драгоценность. Какая-то своя и совершенно новая для меня художественность. Она в удачно найденной подробности. Хочется сказать: меткая подробность, в ней точное попадание прямо в десятку узнавания, мгновенно рождающего сочувствие, трогающее. Мало что вызывало у меня такое доверие. Но самое притягательное в книге, наверное, все-таки сохраненная довоенно-военная юность, ее опрятность, внятность чувств — уже прошлое. И юность иная, и чистота души теперь своя. Это наше драгоценное вчера для нашего сегодня.