Быстрее империй (СИ)

Конечно дело было не только в спорте. Серьёзных оснований устроить набег на окрепшую колонию не возникало ни у кого. Дальние племена отчасти побаивались нашей численности и современного оружия, отчасти не желали терять прибыль от посредничества, а местные вообще довольно успешно интегрировались в новую экономику. Они подрабатывали на фабриках, верфях, на строительстве, некоторые нанимались матросами, вступали в промысловые ватаги. Индейские семьи держали огородики, предпочитая, как и зверобои, те овощи, за которыми не нужно приглядывать. Они заводили птицу, свиней, которые паслись почти без присмотра, словно какие-нибудь дворовые собаки моего времени. Как результат, несмотря на то, что дичь в окрестностях почти полностью выбили, племя всанек больше не испытывало проблем с продовольствием. Они не зависели больше ни от хода лосося, ни от удачной охоты. Даже их мужчины, женщины и дети стали толще на вид.

* * *

На этот раз Тропинин подарил зрителям новинку — футбол. Ему удалось смастерить мяч из шкур, обработанных внутренностей, сушеных водорослей и шерсти в качестве набивки. Мяч не вышел таким же упругим, как те, что имели резиновые камеры, наполненные воздухом, он почти не отскакивал от земли, но всё же это был настоящий мяч. На Олимпийской поляне расчистили место и установили ворота, известью нанесли разметку (на глаз, так как стандартных размеров ворот и поля не мог вспомнить ни я, ни Лёшка).

Ещё летом Тропинин создал две команды и обучил их игре. Первую составили туземцы Ватагина, вторую — работники верфи. Названия они получили соответствующие — «Гвардия» и «Арсенал». И вот теперь первенцы устроили показательные выступления. Дебют привлек всеобщее внимание, хотя особого фурора не вызвал.

— Ничего, это дело наживное, — говорил Лёшка. — Вот увидишь, на следующий год настоящий турнир организуем. Создадим команду из саньков, из строителей, пусть мореходка студенческую команду организует. Будет у нас целая лига!

* * *

И всё же спорт был лишь прелюдией к кульминации, которая приходилась на последний день и заключалась в раздаче даров. К этому дню вожди всех окрестных племён готовились загодя. Копили шкуры, перекупали рабов, выкраивали лужайки под хутора. Я же ломал голову над вечной проблемой — что и кому подарить?

Ставки росли. С каждым годом удивлять индейцев подарками становилось труднее. С одной стороны, они видели городскую жизнь, а потому чугунная посуда, стальные ножи, стеклянные бутылки, ковры, одеяла, ткани перестали казаться недостижимой роскошью. С другой стороны, брать одним только количеством не имело смысла. Так можно было обрушить цены и полностью расстроить меновую торговлю, от которой мы в основном получали меха сухопутных животных. С третьей стороны, далеко не все изделия европейской цивилизации могли понравиться детям природы, и ценность вещей они воспринимали иначе, чем мы. К золоту, например, относились немногим лучше, чем к хорошей стали или меди, а драгоценные камни принимали поначалу за разновидность стекла.

Поэтому в ход пошли более неожиданные, оригинальные подарки, вроде небольших музыкальных инструментов. Мне даже пришлось разучить пару мелодий на блокфлейте, чтобы создать определенный ажиотаж. Хорошо принимались вождями напольные часы и заводные игрушки. Знать точное время жителям лесов и гор не было необходимости, но работа часового механизма их завораживала. Пользовались уважением и предметы искусства — картины, скульптуры, литьё. Особенно наших диких друзей поражала мраморная Афродита, выходящая из воды, которую я установил в фонтане атриума «Императрицы» (некоторые из наших за императрицу её и принимали). Столь тонкую детализацию, натуралистичность изображения индейцы раньше не встречали, их собственные вырезанные из дерева скульптуры выглядели более схематичными и грубыми.

Поэтому на этот раз я привез в подарок вождям несколько мраморных фигур, купленных на очередной распродаже разорившейся мастерской в Голландии. В основном они изображали животных, копировали античные или христианские образцы.

В ответ я традиционно получал бобровые шкуры, невольников и разрешение на использование земельного участка под пашню. Всякий индеец на побережье знал, что больше меня нечем обрадовать.

Бичевин, регулярно посещающий потлачи, лишь ухмылялся, глядя как мои приказчики распихивают по мешкам бобровые шкуры и утаскивают их в закрома компании. Сам он никому ничего не дарил, его тоже в основном игнорировали. Иркутскому купцу нравилась сама атмосфера праздника. Они со Слоном, Тунгусом, Кириллкой и Кузьмой сидели у собственного костра и пили собственное пойло из собственной тары.