– Успокойся? – он делает шаг ко мне. В школе он был долговязым, неуклюжим парнем. И от этого, за исключения его роста, теперь уже ничего не осталось. За последние годы он набрал внушительную мышечную массу.
– И это ты мне говоришь? Ты, мать твою, шутишь, Уиттакер?
Я не отступаю. Не перед ним. Не после стольких избиений на ринге: и ведь я больше раздавал тумаки, чем получал. Если Шейн хочет неприятностей, он их получит. Но не здесь. Не на глазах у всех. Я не для того все лето держал рот на замке, только для того, чтобы меня спровоцировал именно Шейн, мать его, Фэрфилд.
– Ты же появился здесь, как маленькая королева драмы, – продолжает издеваться он. – Что случилось, а? Разве папочка не дал тебе денег?
– Шейн… – предупреждает Шарлотта, но он не обращает на нее внимания. Никто из них не останавливает ее, кроме Эрика, который протягивает руку к ней, чтобы она больше не вмешивалась.
Я подхожу вплотную к Шейну.
– Скажи это еще раз.
– Бууу, – хнычет Шейн. – Бедный маленький мальчик с идеальной семьей и ужасными проблемами.
Я толкаю его обеими руками, он делает шаг назад. Кто-то рядом задыхается от ужаса.
Но Шейн только мерзко смеется.
– В тебе, по крайней мере, есть что-то вроде мужества. Ты совсем не похож на своего слабака братца, который скорее всего рыдает у своей подружки.
Вот и все.
Каждая, даже самая мелкая, мысль исчезает. Я замахиваюсь и бью.
Мой кулак врезается в лицо Шейну. Его голова отлетает назад. Обжигающая боль пронзает костяшки пальцев и доходит до самых запястьев, но я едва это замечаю, когда замахиваюсь во второй раз. Краем глаза я замечаю, как несколько человек бросаются к нам. Клэйтон держит Шейна, Лекси протискивается между нами с поднятыми руками. А Эрик отталкивает меня, прежде чем я успеваю ударить еще раз.
Вдруг две руки обхватывают меня сзади и крепко держат. Это не кто-то из ребят, и я уверен, что мог бы освободиться из объятий, если бы захотел, но… я не хочу. Мой пульс учащается, дыхание прерывается, а правая рука болит, но желание ударить постепенно ослабевает. Не сразу, очень медленно, до тех пор, пока мои плечи не опускаются, а сжатые кулаки не расслабляются.
Мало-помалу зрение проясняется, и красная завеса перед моими глазами исчезает. Шейн держится за нос, потому что у него идет кровь, как у забитой свиньи, но он просто снисходительно смотрит в мою сторону, а затем возвращается к берегу. За ним следуют Лекси, она бросает на меня непонимающий взгляд, и Шарлотта, которая толкает своего кузена, а потом подлезает под его руку, чтобы поддержать.
Я все еще стою на месте, в то время как Хейли обнимает меня, и гнев во мне медленно отступает.
– Я… дерьмо.
Я качаю головой и ухожу. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Всего несколько минут, чтобы снова ясно мыслить и понять, что здесь произошло. В последний раз я ударил Шейна в десятом классе – он сказал какую-то гадость о моей маме, чтобы спровоцировать.
– Чейз! Подожди!
Я ненадолго останавливаюсь, но только для того, чтобы предупредить:
– Возвращайся к остальным, Хейли.
Сначала мне кажется, что она слушает меня, что знает, как для нее будет лучше, и возвращается к костру на пляж, но потом я слышу ее шаги позади себя. Хейли не говорит ни слова, не пытается остановить, но и не оставляет в покое.
Молча мы идем по лесу, неподалеку от озера, но не достаточно близко, чтобы столкнуться с людьми на берегу. Я понятия не имею, как долго мы гуляем, но мне все равно. Время больше не имеет значения.
В какой-то момент я останавливаюсь и тру руками лицо. Черт возьми. Я не таким представлял себе сегодняшний день. А Хейли и подавно, конечно. Ведь в конце концов именно она организовала эту вылазку и собрала ребят здесь. Она хотела сделать что-то хорошее не только для меня, но и для всех присутствующих. А я все испортил.
– Прости, что тебе пришлось на это смотреть, – бормочу я, хотя на самом деле хочу сказать нечто совершенно другое.
– Все в порядке.
Я оборачиваюсь и недоверчиво смотрю на нее. Она стоит в двух или трех шагах от меня рядом со стволом дерева. Листья хрустят на земле, когда она медленно приближается.
– Ты хоть представляешь, на сколько вечеринок Кэти затащила меня в кампусе? И на скольких из них рано или поздно случались драки? Я не в первый раз вижу, как люди нападают друг на друга.
Это не то же самое, она должна понимать. Я не могу использовать алкоголь как оправдание, потому что трезв как стеклышко.
– Шейн вел себя, как осел.
Я качаю головой и глубоко вздыхаю.
– Шейн был просто… Шейном.
Раньше мы вгрызались друг другу в глотки, в основном я лез на него, потому что он хорош в провокациях. В старшей школе не было ни одного учителя, которого Шейн не довел бы до белого каления. Не говоря уже о тренере. Если находился человек, которому приходилось оставаться после уроков, так это был он.
– Как твоя рука? – осторожно тянется к ней Хейли и смотрит на покрасневшие костяшки.
– Болит, – признаюсь я, растягивая губы в циничной ухмылке. – Отвык от этого.