Иляй никогда не имел порядочной упряжки, хотя, по общему мнению в поселке, прекрасно понимал собак. Самые лучшие охотники просили его посмотреть вновь приобретенную собаку, сказать о ней свое мнение. Если же Иляю самому удавалось приобрести собаку, то вскоре он непременно начинал приставать к охотникам, предлагая поменяться собаками. Однако не было случая, чтобы Иляй пытался променять своего Утильгина. Редко запрягал он его в нарту. Только тогда, когда требовался особенно опытный передовик, Иляй прибегал к помощи своего друга и не раз из самых далеких стойбищ, сквозь кромешную тьму, сквозь пургу безошибочно приезжал в поселок, полностью полагаясь на Утильгина.
— Пойди позови Тэюнэ домой! — попросил Иляй Утильгина и слегка подтолкнул его.
Пес выбежал из яранги. Тэюнэ сидела на камне. Утильгин подошел к ней, мягко взял зубами за рукав.
Тэюнэ вздрогнула. Заметив Утильгина, она улыбнулась, обняла его голову.
— И за что ты только так любишь этого Иляя? — сказала она, смахивая со щеки слезу. Но тут до ее слуха долетел чей-то радостный голос.
— Люди! Бегите в правление! Эттын с охоты прибыл. Эттын голубого песца принес!
Тэюнэ встала и облегченно вздохнула: удача самого юного охотника обрадовала и успокоила ее.
— Вот мальчик Эттын домой с голубым песцом вернулся, а ты, как морж на льдине, на шкурах валяешься, — громко сказала она мужу и поспешила в правление колхоза.
Иляй выглянул из яранги.
— Эттын принес голубого песца? — изумленно спросил он и вдруг почувствовал, что ему нестерпимо хочется пойти в правление колхоза, посмотреть на дорогого, редкого песца, но Иляю было стыдно показаться на глаза людям. Досадливо почесав затылок, он снова — спрятался в ярангу.
— Понимаешь, Утильгин, дело какое: мальчик Эттын принес голубого песца, — обратился он к своей собаке.
Утильгин что-то проворчал в ответ. Иляю почудился в его голосе упрек.
— Везет же людям, — с завистью промолвил Иляй. — А вот мне никогда не везет. Но все же, однако, надо за охоту браться. Стыдно людям на глаза показываться. Может, и мне будет удача.
А в правлении колхоза, при ярком свете двух тридцатилинейных ламп, охотники с волнением осматривали голубого песца. Здесь был почти весь поселок. Даже древний старик Анкоче пришел порадоваться удаче молодого охотника.
— Это добрый, очень добрый знак! — изрек он во всеобщей тишине после осмотра песца. — Быть в эту зиму хорошей удаче охотникам нашим.
Эттын, важный и в то же время смущенный, пошмыгивал маленьким носиком, победно, не без чувства превосходства посматривал на своих друзей-комсомольцев. Ему хотелось сказать, что темный цвет песца он сначала принял за низкий сорт, но вовремя раздумал: это могло принести урон его охотничьему авторитету.
Тэюнэ жаркими глазами смотрела на Эттына.
«Мальчик, совсем еще мальчик, а поймал такого дорогого песца. А что, если я, сильная, молодая, здоровая женщина, за мужское дело возьмусь? — пришла неожиданная мысль. — Чем я хуже Эттына? Пусть Иляй валяется в яранге, я пойду ставить капканы».
— Ого, это добрый, очень добрый знак! — снова услышала она голос старика Анкоче.
— Да, это добрый знак, — сказала Тэюнэ, соглашаясь с Анкоче.
Часть вторая
1
В черный четырехугольник окна с ожесточением хлестало снегом: на улице бесновалась пурга. Таинственные шорохи, вздохи, далекие, приглушенные взвизгивания, посвисты разноголосо доносились в комнату.
Владимир Журба смотрел в окно. Во взгляде его, казалось, застыл немой вопрос. Сергей Яковлевич Ковалев, тяжело облокотившись на стол, перечитывал сводку Информбюро. Оба молчали.
А в окно все с большим ожесточением билось что-то свирепое, косматое. Толчок особенной силы заставил мигнуть пламя в лампе, и этот толчок вывел из оцепенения Журбу. Словно сбрасывая с себя невидимый груз, он выпрямился, мотнул головой и спросил:
— Неужели фашисты заберут Сталинград?
Голос Владимира прозвучал неестественно громко, было похоже, что нарушить молчание для него стоило немалого труда.
Секретарь райкома медленно поднял на Журбу глаза. Строгие, озабоченные, в темной глубине своей они выражали почти мучительное напряжение мысли: Владимиру даже неловко стало, что он нарушил размышления секретаря.
— Возьмут ли они Сталинград, или не возьмут, а в Берлине мы все равно будем, — негромко ответил Ковалев. Чуть пристукнув по столу кулаком, он добавил: — Да, да, непременно будем!
Секретарь снова склонился над сводкой.
За дверью послышались громкие мужские голоса, хлопанье снеговыбивалок. В комнату вошли Гэмаль и Айгинто.
— Вот сейчас тебе Сергей Яковлевич скажет! — едва переступив порог, вскрикнул председатель колхоза, наступая на Гэмаля. Стащив резким движением с головы огромный волчий малахай, Айгинто швырнул его на стул и снова заговорил так же громко, возбужденно: — Ты — парторг, а я — председатель. Почему такое не понимаешь? А?.. За колхоз я больше тебя отвечаю!
Черная жесткая челка Айгинто падала на его жаркие глаза. Тонкие ноздри сухощавого носа вздрагивали.