Быстроногий олень. Книга 2

— Что некогда, то некогда, это верно. Здешние места я хорошо знаю: упадет снег на голову — тут тебе и прощай лето. Торопиться надо. — Глянув на Воопку, Фомичев добавил: — Ну что ж, пойдем, дружище, раз сон тебя не берет, займемся дверьми для домов.

Среди своих учеников Фомичев быстро выделил маленького шустрого Воопку. В руках этого пастуха казался послушным любой инструмент. Воопка понимал Фомичева с полуслова. Проникнутые друг к другу симпатией, они не разлучались на строительстве ни на час.

— Плохая дверь может замечательный дом никудышным сделать, — принялся за свои объяснения Фомичев, нисколько не сомневаясь, что Воопка поймет его, хотя тот почти совсем не говорил по-русски. — Перекосит ее туда-сюда, и тогда, хоть лопни, никак не прикроешь. В щели ветер подует, и как ты дом ни топи — не удержишь тепло.

— Дверь карашо надо! — согласился Воопка и плотно прижал одну руку к другой руке.

— Вот-вот, надо, чтобы плотно было, — понял Фомичев жест своего приятеля. — Бери угольник, отмеряй здесь, как я показывал.

Воопка взял угольник, карандаш, постоял с глубокомысленным выражением в лице и точно выполнил задание.

— Прекрасно, бери теперь вон ту, лучковую, и отпили по мерке, только смотри — точно. А я другим делом займусь.

Минуту понаблюдав за работой Воопки, Фомичев принялся налаживать фуганок.

— То, что ты не мастеровым, а пастухом работаешь, просто недоразумение, — приговаривал он. — У тебя золотые руки на столярное ремесло. Тебе краснодеревщиком бы работать!

— Карашо, очен карашо! — отозвался Воопка и поднес к прищуренному глазу пилу с видом заправского столяра, проверяя ее развод.

— Плот прибыл! На себе плот янрайцы притащили! — вдруг послышался чей-то густой, басовитый голос.

— Вот это дело! — обрадовался Фомичев. — Там у нас с тобой, приятель, материал для подоконников должен быть.

И русские и чукчи выбежали на берег, Фомичев и Мэвэт распоряжались выгрузкой. Впряженные по три-четыре пары в нарту, грузовые олени, погоняемые пастухами, тащили бревна от берега к месту строительства прямо по земле.

Усталые после тяжелого труда, янрайцы сидели чуть в стороне. Эттын поправлял ремни от протеза на стертой до крови ноге и, стараясь согнать с лица болезненное выражение, встал, чтобы сдать бригадирам строительных бригад наиболее ценные грузы. Тиркин тяжело вздохнул и тихо промолвил:

— Не думал, что у сына моего столько силы!

В районе строительства оказался и шаман Тэкыль. Он медленно бродил по строящемуся поселку, задирая кверху голову, о чем-то беззвучно шептал тонкими, синими губами. Пояс его был увешан совиными головами. Сзади болталось два огромных совиных крыла. Русские поглядывали на Тэкыля с любопытством, а чукчи, казалось, не замечали его. Захваченные своей деловой суетой, они иногда невзначай толкали шамана, шли дальше. Шаман потоптался, потоптался среди плотников и, заметив большую группу людей, суетившуюся в распадке между гор у обширного озера, направился к ним. Не ушел он дойти, до озера, как раздалось сразу несколько небольших взрывов. Вода из озера хлынула через взорванную перемычку вниз, под гору. Послышались громкие ликующие возгласы. Шаман в ужасе поднял руки; отойдя в сторону, разжег костер и, присев на корточки, застыл в неподвижности. Его подслеповатые глаза с ненавистью смотрели на строящийся поселок. Плюнув в потухающий костер, Тэкыль встал и, бормоча бессвязные проклятия, ушел в горы.

Не успел прибыть в район междуречья один плот, как из Янрая, буксируемый катером, направился второй. Катер вел старшина Васильев, прислушиваясь к ровному рокоту мотора. Пытто решил вылезть из машинного отделения наверх, покурить, подышать свежим воздухом. Дверь в рубку была открыта. Пытто встал рядом с Васильевым.

Залитая солнечным блеском река шла ровной, словно убранной в золото дорогой. Густой кустарник зеленой стеной тянулся по берегам. Утки, гуси и лебеди вылетали на светлую речную дорогу и, пугаемые рокотом мотора, исчезали где-то в нежной дымке, тянувшейся по тундре мягкими, словно расчесанными гребнем, полосами. Ветер гнал с неба тучи за синюю стену Анадырского хребта. На западе шел косой дождь, пронизанный сквозь проталины черных туч лучами солнца.

— Дождь и солнце, и ночь и день — все сразу! — улыбнулся Васильев, осматриваясь вокруг. — Однако разгонит тучи, хороший день завтра будет.

— Хотя и дождь пойдет, все равно день наш хороший будет, — задумчиво отозвался Пытто.

Васильев сбоку посмотрел на него и согласился:

— Да, ты правильно сказал. Спасибо Ковалеву, что меня снарядил к вам. Я люблю быть с вашим народом и сейчас чувствую себя так, словно на праздник сюда приехал…

А золотая дорога реки все шла и шла мимо сопок. Все новые и новые стаи испуганных птиц оглашали тундру разноголосыми криками.

— Смотри, кто-то на байдаре слева! — воскликнул Васильев. — Женщины плывут… Зови к нам.

Пытто сложил руки рупором и закричал, чтобы байдара подошла к катеру. Вскоре он узнал жену Чымнэ и ее сестру. Лица у них были напряжены, испуганы.

— Скорей, скорей, — просила Аймынэ, цепляясь за катер руками. — Мы убежали от Чымнэ!