Быстрые деньги

– Да ты вон туда смотри! – и показывает на группу туристов, которые как свиньи в грязи роются и себя этой грязью обмазывают. Чушки, одним словом. А по разговору вроде немцы. Самая опрятная часть человечества. – Теперь вот что, – кивает дядя Лёва, – не боись, иди сюда, ко мне в тенёчек! У меня мысль одна созрела, за которую с тебя причитается 10 %, отката – и мысль твоя!

– Ладно, – говорю, – 5 % дам! Что за мысль?

– За пять я не согласен. У тебя же капитал свободный, как я слышал?

– Ну…

– Баранки гну! Какие вы, русские ваньки, безмозглые! Вот она – грязь для тебя, а для меня золотое дно, Давай на паях организуем здесь маленькую фабричку по расфасовке этой лечебной грязи и будем поставлять её, как зубную пасту в тюбиках, на продажу. Ведь не всякий может приехать сюда и свои кожные болезни оставить здесь. Купит такой в супермаркете пару тюбиков грязи, и пару бутылей воды – вот тебе и Мёртвое море на дому!

Ай, дядя Лёва! Вот что значит еврейская смекалка, а мы мимо ходим…

Действительно, здесь денег, как грязи! Фарт сам в руки просится. Ну и загорелся я этой идеей: деньги туда, деньги сюда. Дело-то верное. Всё окупится, думаю. Дядя Лёва на моё имя лицензию выправил. Суёт мне под нос:

– Смотри, вот она, ксива какая, на руках! Деньги давай!

По фени заговорил, как настоящий блатняк, а мне в то время и невдомёк, что меня обувают, чтобы потом раздеть. Где дядя Лёва? В аду, где ж ещё! Черти на нём теперь эту самую грязь в свои кишлаки возят.

– Что, дяди Лёвы уже нет в живых? – спросил я участливо, словно сам сто лет знал этого дядю Лёву.

– Жалко, что нет! Я бы с него с живого кожу снял и на барабан натянул. Кинул он меня, а через неделю бешеный палестинец его по-братски крепко так обнял. Вот где грязи было! Сто грамм тротила и – ваши не пляшут!

– Как кинул? Ты же сам крутым вроде был. Бабки строгал, как столяр рубанком.

– Понадеялся я на него. Родня всё-таки! Да и мы со Светунцом жили у него на всём готовом. Он, бывало, скажет: «Колька, племяш дорогой, чего нам с тобой делить? Мы с тобой как вот эти пальцы, – и сует мне горсть в лицо. – Смотри! – сожмёт эту самую горсть. – Кулак видишь? Вот мы какие!» А в другой раз горсть сложит, шиш получается. – «Дуализм, Колька! Соображать надо!» Это он мне на дальнейшее путь указывал, а я, как младенец, не понимал этой метафоры. Перевёл почти все деньги под заказ оборудования для заводика по расфасовке лечебной грязи и воды из Мёртвого моря на счёт фирмы, которую назвал дядя Лёва. Жду. Приходят несколько контейнеров. Нанял рабочих. Вскрыли один контейнер, вскрыли другой, а там хлам строительный и записочка мне на стене: «Встретимся в аду! «а ниже подпись: «Алла Акбар! Ибн Алла!'«Фирма-однодневка из Палестины оказалась. Вот тебе и дядя Лёва! Но всё равно с ним рассчитались…

Рассказчик мой приумолк, что-то вспоминая, закурил, посмотрел вдаль, туда, где должна быть Россия и вытолкнул из себя:

– Как там теперь?

– Да всё так же! – говорю. – Только воруют посмелее, да поболее. К ответу никто не призывает. Надо? Бери! Деньги-то бюджетные. Чем хуже – тем лучше!

Вспомнив про наши порядки, я вслед за моим собеседником поднял пластик:

– За Россию!

Но звук получился какой-то неловкий, глухой, словно мы лбами друг в друга ткнулись. Нехороший звук.

Я встал, с надеждой распрощаться с собеседником и быстро уйти. Было довольно поздно. Протянув руку, ощутил, как моя ладонь ушла в чёрный бархат ночи, сухой и жаркий. Дыханье африканских пустынь ощущалось даже здесь, возле моря.

Моя протянутая рука так и повисла в пустоте. Николай Константинович или не увидел моего прощального жеста, или ему очень уж хотелось поговорить ещё.

– Да, – сказал он после некоторого молчания. – Был у меня друг, Денис, он бы мне помог домой вернуться…

– В чём же дело? – говорю. – Напиши ему. Адрес тебе известен. Ты ему подарил и дом, и жену, за это он тебя отсюда на такси вывезет.

– А ты разве не слышал? – глухо прокашлялся Шмырь, – Дело-то громкое было! Я ещё там, на Кипре услышал, как отморозки Дениса грохнули, якобы за долги. Он ведь потом, после меня, вразнос пошёл. На рулетке всю мою недвижимость промотал. Шары-то крутятся, да всё в другую сторону. Продал он мой дом. Расплатился. Заложил свою квартиру. Промотал. Платить нечем. Становись раком. Но ребята оказались натуралами. Завезли в лес. И тоже, как моего дядю Леву, тротилом испытали. Улетел…

Он снова замолчал. Потом, попросив у меня сигарету, затянулся так глубоко, что его лицо на миг вспыхнуло красным полотнищем, озарив наше убогое пиршество

– А Натали? – сказал я невпопад.

– Ушла от него Натали, да тоже куда-то делась. Слышал, в Москве на панели теперь. Она видная. Такие в возрасте особую цену имеют.

– А Светунец твой?

– Писец! Погас Светунец! С местным хасидом ушла, как у меня деньги кончились. Егорку в местный интернат взяли. Теперь и он оевреится…

Было слышно, как Шмырь хлюпнул носом и высморкался.

– На, возьми обратно свои часы, они дорогие, фирменные. На билет хватит. – Я протянул ему холодную скользкую вещицу, матово засветившуюся в ладони. Но он отстранил мою руку: