Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра

«Это известие повергло моих раненых и весь персонал служащих лазарета в полное уныние, но для меня принять это решение было еще грустнее, так как я всю душу вложила в это дело. Самым тяжелым моментом было закрытие лазарета. По этому случаю отслужили молебен, и все плакали, почти два года существовал лазарет, за это время весь персонал тесно сроднился, и расставаться было тяжело. После молебна я в последний раз обошла все палаты, чтобы проститься с ранеными, которые в этот же день покидали мой лазарет, их переводили в другие. За мною шли все служащие. Старший санитар Шабанов в каждой палате обращался к раненым со словами: “Ну, братцы, я начинаю, а вы за мною” – и, становясь на колени, клал мне земные поклоны. Все раненые следовали его примеру, становились кто как мог на колени, с костылями и повязками, и с трудом, но клали мне земные поклоны. И это повторялось в каждой палате. Это так запечатлелось в моей памяти, что и теперь, когда я хочу всем предложить что-либо сделать, то я говорю: “Я начинаю, а вы все за мною”. По окончании молебна всех раненых развезли по разным лазаретам, но это не порвало моей связи с ними. От многих я получала потом благодарственные письма».

Революция в жизни и на сцене

В 1917 году проходил бенефис хора театра. Для него выбрали оперу «Фенелла», на роль Немой была приглашена Кшесинская, которая готовилась к этой постановке под руководством Фокина. Считалось что «Фенелла» проклята и играть ее нельзя, но Кшесинская не могла отказать актерам, так как, опять же, ее участие в спектакле гарантировало сборы. Премьера состоялась 17 января, на сцене бушевала революция, горели дворцы, падали раненые и убитые. Буквально через месяц проклятый спектакль воплотился в жизни. Произошла февральская революция.

23 февраля Кшесинская находилась у себя дома, когда пришло сообщение, что по Большой Дворянской улице движется несметная толпа. Начались уличные выступления. «Первые три дня была еще надежда, что все уладится и успокоится, и 25 февраля я даже рискнула поехать в Александринский театр на бенефис Юрьева[181], давали “Маскарад” Лермонтова в постановке Мейерхольда. Улицы были спокойны, и я проехала туда и назад благополучно».

На следующий день генерал Галле сообщил нашей героине, чтобы она как можно скорее покинула город, забрав с собой все самое ценное. Хорошо сказать – спасать все самое ценное, да трудно сделать. Как бы она повезла через охваченный восстанием город драгоценности, картины, дорогую мебель, свой гардероб, наконец?! Крупные бриллиантовые вещи хранились у Фаберже, но мелких было невероятное количество. На следующий день Матильда уложила все драгоценности в ручной саквояж и, забрав сына, его воспитателя и фоксика Джиби покинула дом. «Мы все бросились на квартиру Юрьева, который жил недалеко от меня, в самом начале Каменноостровского проспекта, в доме Лидваля. Его квартира находилась на пятом этаже, на самом верху дома, три дня мы провели у него, не раздеваясь. Поминутно врывалась толпа вооруженных солдат, которые через квартиру Юрьева вылезали на крышу дома в поисках пулеметов. Солдаты нам угрожали, что мы все головою ответим, если на крыше найдут пулеметы. С окон квартиры пришлось убрать все крупные вещи, которые с улицы толпа принимала за пулеметы и угрожала открыть огонь по окнам.

Мы все время сидели в проходном коридоре, где не было окон, чтобы шальная пуля не попала в кого-нибудь из нас. Все эти дни еду нам приносили из моего дома мои люди, которые остались мне верны до конца».

В ее же доме пировала ворвавшаяся туда банда. Развеселые захватчики пили шампанское великого князя, валялись на шелковых простынях его любимой женщины, били флаконы с духами о край раковины, оба автомобиля Кшесинской были тут же реквизированы.

На третий день Матильду нашел брат и забрал ее и племянника к себе на квартиру, где было спокойнее. С собой измученная Матильда взяла лишь собачку. Все ее драгоценности остались у Юрьева, так как если бы их задержали и обнаружили такие ценности, скорее всего, одним только грабежом дело бы не закончилось.

До Литейного пришлось идти пешком, так как не было возможности нанять извозчика.

Было понятно, что революционные бандиты будут искать Вову как сына великого князя; кстати, начиная с самого рождения мальчика ходили упорные слухи, будто бы он сын царя.