Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра

30 декабря около 11 часов они уже были на вокзале, где ждали два вагона, первого класса для великой княгини и великих князей, а также туда нужно было устроить больных и с пассажиров детьми, и вагон третьего класса – для всех остальных. В том же вагоне оборудовали кухоньку, на которой готовили. Андрей должен был находиться в вагоне первого класса рядом с матерью, но узнав, что Юлия заболела, поменялся с ней местами. Спать приходилось на деревянных сидениях, но все это были пустяки, куда хуже пришлось тем несчастным, для которых в вагонах не нашлось места.

Грязные, полуголодные люди справляли новый год, поздравляя друг друга, стараясь сделать хоть какие-нибудь подарки, точно по мановению волшебной палочки в вагоне третьего класса появилась бутылка шампанского, и всем, кто там был, досталось по незабываемому глотку.

Добравшись до Новосибирска, беглецы первым делом отправились договариваться относительно мест на пароходе, но никаких пароходов не было. Вернее, был один, до Константинополя, но он вез больных сыпным тифом, и никто не решился попытаться спастись ценой заражения.

В ожидании лучшей возможности беглецы шесть недель прожили в вагоне, который почти не отапливался, и это зимой! Чтобы хоть как-то согреться, пришлось пилить старые телеграфные столбы, о том, чтобы снять жилье или хотя бы жить на вокзале не было и речи, кругом свирепствовал сыпной тиф, единственный способ не заразиться – не вступать в контакт с заболевшими. Понятно, что на вокзале, куда все время пребывали санитарные поезда, контакта с больными было не избежать. Возможно, большинство в результате так бы и померли в продуваемых со всех сторон вагонов, если бы Кшесинскую не обнаружил генерал Н.М. Тихменев[195], который заведовал всеми железными дорогами: он дал своей любимой балерине прекрасный салон-вагон, где она смогла разместиться со своей семьей.

На самом деле за эти шесть недель можно было несколько раз сесть на пароход, идущий до Константинополя, где они бы в человеческих условиях дождались следующего парохода, идущего в Европу, но великая княгиня была согласна только на прямой рейс. Наконец подходящее судно нашлось: итальянский пароход шел до Венеции с остановкой в Константинополе. К тому времени стало понятно, что прямого рейса до Франции можно и не дождаться. Во Франции у Кшесинской была вилла. Последнее, до чего еще не добрались лапы большевиков.

Каюта первого класса, удобные кровати, чистое белье, ванны, уборные, даже парикмахер! Столы в столовой были накрыты чистыми накрахмаленными скатертями, на которых уже были расставлены самые настоящие фарфоровые тарелки, и рядом с ними лежали начищенные по такому случаю столовые приборы. Все это было из их старой жизни, когда к обеду нужно было выходить в вечерних платьях и фраках… все сконфуженно разглядывали в великолепных зеркалах свои наряды, превратившиеся за последние дни в настоящие лохмотья. «Когда шикарно одетые лакеи нам стали подавать обед, массу вкусных блюд, мы окончательно замерли от восторга, контраст с только что пережитым был уж слишком резок. Если к этому еще прибавить чувство безопасности от большевиков, то можно себе представить наше настроение».

«Двадцать восьмого февраля (12 марта) мы вошли в Босфор и бросили якорь в карантинной бухте, где всех пассажиров и команду свезли на баркасах на берег и по пятнадцать человек вводили в дезинфекционные камеры. Там всем предлагали раздеться: деньги, драгоценности, кожаные вещи, пояса и сапоги мы должны были завернуть в узелок и имели право держать при себе, а белье и платье отправляли в паровые камеры. Температура в камерах была настолько высока, что все кожаное, как пояса на штанах, сгорало. Пока мы мылись под душами, вещи подвергались дезинфекции, и когда мы выходили из душа, их нам уже возвращали еще совершенно горячими. Все это длилось довольно долго, пока все прошли через души. Мы вернулись на пароход около 5 часов дня. На следующий день, 29 февраля (13 марта), мы пошли на Константинополь, где бросили якорь, а к вечеру, после санитарного осмотра, наш пароход был поставлен к пристани, но на берег никого еще не пускали».

Матильда Кшесинская и великий князь Андрей Владимирович на пляже у моря. Остенде. Бельгия. 1920-е гг.

На следующий день, 1 (14) марта они сошли на берег, где отпраздновали этот первый этап пути водкой, ромом и шампанским. 10 (23) марта беглецы прибыли в Венецию. 19 лет назад они с Андреем впервые посетили вместе этот сказочный город. Далее, пересев на специально для них поданный экстренный поезд, продолжили путешествие. 12 (25) марта, около шести часов утра, они переехали французскую границу у Вентимилльи, а в 7 часов 59 минут утра поезд остановился на станции Кап-д’Ай. Высадились Кшесинская с сыном, сестрой и мужем сестры. Андрей должен был проводить мать до Канн и позже собирался присоединиться к своему семейству.

Последнее прибежище