Быть ближе к тебе

Вошли в палату мы вместе с водителем. Он оглядел помещение, где, кроме мамы, больше никого не было — три соседних койки пустовало, — и удовлетворенно кивнул:

— Я снаружи подожду. Общайся.

Мужчина вышел, а я осталась неуверенно топтаться на пороге, не решаясь пройти дальше.

Мама лежала на кровати, накрывшись простыней. Увидев меня, нахмурилась, отводя взгляд. Неуклюже попыталась сесть, кривясь от боли.

— Здравствуй, мам! — выдавила из себя с трудом, не зная, какую реакцию ожидать на мое появление.

Я гнала от себя кадры нашей последней встречи, заменяя их детскими добрыми воспоминаниями. Маминой ласковой улыбкой, любящим голосом.

— Зачем пришла? — мне показалось, что в ее голосе проскользнули нотки обреченности.

— Проведать. Как ты? — Все же нашла в себе силы сделать несколько шагов, пройдя до соседней кровати и присаживаясь на край. — Я спешила, поэтому, извини, не успела ничего купить. Как только узнала — сразу сюда сорвалась.

— Ну и зря! — недовольно пробурчала она. — Все у меня в порядке.

— Врач сказал, ты ногу сломала. Пару месяцев не сможешь ходить. Тебе помощь нужна будет… — Она отвернулась, пряча глаза. Всхлипнула, утирая слезы тыльной стороной ладони, и я не выдержала. Кинулась к ней, обнимая за шею, хватая за руки, прижимая их к губам: — Мама! Мамочка! Прости меня, пожалуйста! Я не знаю, не помню, что натворила. Я вообще мало что помню после аварии. Память… она… шалит! Мама, не плачь, пожалуйста! Я люблю тебя, родная! — целуя сухие шершавые ладони и вдыхая родной запах.

— Юлечка, — еле слышно прошептала она. — Дочка…

— Мам, мне тяжело сейчас. Страшно. Я одна. Только не гони, пожалуйста! Ты мне так нужна!

Мама молчала, уткнувшись носом мне в макушку, и гладила по волосам, а я чувствовала, как уходит напряжение, как отпускает обида и дышать становится легче. Будто разом свалилась с плеч гранитная плита.

— Это я должна просить у тебя прощения. Я. Мне стыдно, Юлечка. И больно, — прошептала она с трудом.

— Не говори так! Не надо…

— Я, знаешь, последние дни свету божьему не радовалась. Просыпалась и вставать не хотела. Сил не было. Ты была права, дочка.

— В чем?

— Ты предупреждала, а я не верила.

— Я не помню.

— Я о Сереже. Я ведь дышала им. У меня ведь после смерти твоего отца никого не было, а тут такой мужчина! Как лучик солнца. Я уже и не надеялась встретить кого-нибудь в своей жизни. Кому нужна такая? Одинокая, не красавица, да еще и не первой свежести. А тут он. Молодой, красивый. И ухаживал так, что все вокруг завидовали. Только ты одна сразу разглядела его нутро. Я же думала, счастье свое нашла. Повелась на обещания, дура старая! Верила ему больше, чем кому-либо. Боялась, что уведут… — Я слышала, что ей тяжело, но тем не менее она не умолкала. Говорила и говорила, сбиваясь, путая слова, не к месту прося прощения. Местами я даже переставала вдумываться в смысл фраз, слушая родной тихий голос, который бальзамом лился на мои воспаленные нервы. — Меня будто бес попутал. Как отказать, когда Сережа каждый день с бутылкой приходил? Это сейчас я начала смотреть на все другими глазами, когда вляпалась по самое не хочу, а тогда… На пьяную голову мало кто может мыслить трезво. Он же мне такого наговорил! И что ты против наших отношений была, потому что сама его хотела, и что за моей спиной глазки ему строила. Ты прости меня, дочка, что тогда поверила ему, а не тебе. Все как под гипнозом происходило. Сознание как в тумане. Будто и не со мной. Это сейчас глаза открылись, да уже поздно, наверное.

Я слушала с закрытыми глазами, пропускала через себя ее переживания и кусала в отчаянии губы, понимая, через что нам пришлось пройти в прошлом.

— Не поздно. Ничего не поздно! Все хорошо, мам. Не плачь! Сейчас этот Сережа где?

Она всхлипнула:

— Не знаю. Исчез, как только я кредит взяла для него. Сказал, что с долгами рассчитается и вернется. Я ждала, как дура. На работу ходить перестала. До последнего ждала. А потом ко мне пришел какой-то амбал.

— Кто? — не поняла сразу.

— Я не знаю, как его звать. Он спрашивал про тебя, про то, как мы жили раньше, с кем ты общалась, с кем дружила. Я думала, это от Сережи, а он всунул мне две бутылки водки, денег и сказал, что я правильно все сделала и выгнала тебя.

— Подожди! А кто это был? — закралось смутное сомнение.

Она растерянно пожала плечами.

Я вытащила телефон, вбивая в поисковик имя Егора. Нашла фотографию и показала маме:

— Он?

— Нет, не он. На дорогой иномарке. Я не видела его раньше. Подумала, что из-за тебя Сережа в беду попал. Поэтому и сорвалась, когда увидела тебя. Не знаю, что на меня нашло. Это водка проклятая! Глаза пеленой заволокло и… все!

— Нет, мам. Я тут ни при чем. У меня совсем другая история.

— Я уже поняла. Я уже все поняла, Юлечка.

Наступила долгая целительная тишина, когда мы просто сидели обнявшись: мама — думая о чем-то своем, я — переваривая услышанное.

Тот неизвестный мужчина, что приходил узнавать насчет меня, я была уверена, от Стрелецких. Теперь все стало на свои места.