Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников

«В госпитале мне было очень трудно, там столько ребят, я даже несколько раз падала в обморок. Мама получила квартиру, — говорит Оксана, — но с Васей жили в старой. Там поселок старый, спокойно, сосновый бор. Васю на прогулку можно выводить. Мы получили новую трехкомнатную квартиру, когда ранило Васю, но денег практически нет за нее платить. У мамы есть льгота, она платит за себя одну на 50 процентов меньше за квартиру, и все. Других льгот не дают, говорят, что Вася умер дома, а если бы он умер на войне, тогда бы считалось, что он погиб, а так как его только ранило, а умер дома, значит, никто ничего никому не должен. Совсем недавно нам еще принесли медаль Жукова, а ведь прошло уже довольно-таки много времени. С похоронами нам помогли, было много народу, поминки были большие… Мне кажется, что Вася умер из-за нас. Мы очень устали и со временем потеряли веру. Папа уже чуть ли не напрямую при нем начал говорить о смерти. Мой брат начал никнуть и, в конце концов, угас. Конечно, для нас эти пять лет были не жизнью, а мучением. Ну что теперь сделаешь. Теперь Вася покоится. Пусть спит с миром, — рассуждала сестра. И добавила: — Оль, когда мы справляли праздники, мы Васю никогда не прятали, он сидел на почетном месте во главе стола, и все были согласны с этим… Вот так. У меня сейчас у самой растут два сына. Я уже сейчас за них боюсь. Денег нет, чтобы можно было освободить их от армии. Я не знаю, что со мной будет, когда их заберут. Хоть они еще и маленькие: одному два с половиной, а второму и года нет, я все равно переживаю. Ну ладно, мне пора, да и у тебя скоро автобус уйдет…» На этом наш разговор с Оксаной и закончился.

В Ухтинской газете «НЭПлюс» 10 августа 1995 года была напечатана статья о Василии Пивоваре «Ау, люди! Идущий на смерть не может приветствовать вас…».

Да, действительно, Василий не может больше приветствовать людей.

«Два маленьких осколка перевернули жизнь обыкновенного паренька с Водного, сделав его инвалидом. 324 тысячи „инвалидных“ и бессознательное состояние, бессонные ночи родителей и напрасные надежды… Он не мог двигаться, и прогнозы на его излечение были пессимистичны. „Только чудо“, — говорили врачи. Но мама Васи Валентина Викторовна верит. И живет этой верой. „Я ему говорю: „Васек, у тебя еще есть силы терпеть?“ Он мне показывает — пальцами шевелит, ресничками. Так мы с ним понимаем друг друга“».

В этой статье приводится рассказ Дмитрия Кошеленко, служившего вместе с Васей. Мне удалось с ним связаться, и вот что он мне рассказал: «Призывали нас вместе в декабре 1993 года. Год служили в Чайковске (276-я танковая дивизия). Когда отправляли в Чечню, обманули так же, как обманывали и других ребят. Говорили: посылают на учения, но уже 23 декабря в полку знали, что нас ждет Чечня. Согласия не спрашивали, добровольцев не вызывали. Так на второй день Нового года мы оказались в Моздоке. Мотострелковая рота, в которой мы служили с Василием, базировалась в больничном городке на левом берегу Сунжи. Что и говорить, было тяжело, хотя сами парни, отвоевавшие в Чечне, не любят вспоминать подробности. Сначала не давали чеченским боевикам переплывать через реку, патрулировали улицы. Пострелять пришлось, — вспоминает Дима. — Мы, как земляки, старались всегда и везде держаться вместе, поддерживали друг друга. Он о маме все вспоминал, волновался за нее, — говорит Дима. — 19 января с утра выпал снег. Было холодно и сыро. Роту подняли, объявили задачу: занять позиции на заводе „Красный молот“. Отделения распределили по боевым экипажам. Вася оказался в седьмом, а я в восьмом. Ждали, когда атакуемые с другой стороны чеченцы сами полезут в капкан. Не получилось. Чеченцы ударили первыми. Я в это время находился на ПРП (передвижной разведывательный пункт), услышал только сообщение по рации: „Идет бой, есть потери, требуется поддержка“. После этого связь оборвалась. Я не могу вспомнить, сколько длился бой. Может, часы, может, минуты. Потом поредевшая рота построилась в больничном городке. Стояли и молчали. Ко мне подошел парень и сказал: „У тебя друга ранили“. Я не мог поверить, не хотел поверить. Позже выяснилось, что Васю „достал“ минометчик. Солдаты быстро погрузили его в машину и отправили в госпиталь. Один осколок попал Васе в висок, второй — в колено. Он уже тогда ничего не мог говорить, но все понимал. Пытался помочь ребятам, когда несли его к машине. О дальнейшей судьбе Василия я узнал уже здесь, в Ухте».

Я считаю, что этот кошмар давно пора прекратить. Сколько можно? Гибнут невинные ребята. Жены остаются без мужей, а дети без отцов. Матери теряют сыновей. Многие приходят изувеченными до такой степени, что им впору завидовать погибшим ребятам, приходят психически больные. У меня разрывалось сердце, когда я смотрела видеозапись. А ведь Вася не один такой. Сколько их?.. Неужели мы можем все оставить, как есть? Неужели никто ничего не сделает? Эта война не должна быть для нас бездонной пропастью. Я верю, что мы можем это изменить. Я не знаю, но что-то должно произойти.