Быть Человеком

– Офицер Догиль. Надеюсь, вы не забыли меня? – Спросила голова, наполняя машину крепким запахом табака.

Услышав это имя, Максим, будто очнулся. Он огляделся, надеясь увидеть Надю, но место её было пусто.

– Вы бледны. – Продолжил офицер. – Быть может, позвать врача? Мы вызвали скорую.

– Нет. – Резко ответил Максим.

– Ну, что вы, право? – В голосе офицера зазвучали жалостливые нотки. – Не переживайте. Один подонок убил других подонков! И слава богу! Каждый в этом мире получает по заслугам. – Рядом раздались голоса людей. Голова в окне исчезла на мгновение, но затем появилась вновь. – Мне пора. Служба. Если понадоблюсь, обращайтесь. Буду здесь ещё минут тридцать. – Голова исчезла и обронила, удаляясь. – Так жалко тратить время на этих уродов, вернее на то, что от них осталось.

Максим провёл правой ладонью по голове. Он вдруг почувствовал, что в нём просыпаются новые мысли, незнакомые ощущения. Что-то менялось, и эти перемены приходили не извне, а из глубины его существа, сдавленного чем-то, словно тугой паутиной. Кто-то невидимый, затаившийся затягивал её всё туже и туже. Задыхаясь, Максим сделал глубокий вдох, и тут лицо его преобразилось. В глазах заблестели то ли слёзы, то ли озарение, губы задрожали в странной улыбке. Ему показалось что он знает, как решить самую главную из всех решённых и не решённых им до сих пор задач.

Эпилог

Прошло шесть лет. Был чудесный день, приятный во всех отношениях: комфортная температура, сочные, не успевшие выцвести от летнего зноя краски. Согласно повестке этого дня, город блистал центральными улицами, элитными районами, парадными входами. Дома вдоль главных дорог стояли плотной стеной, сцепившись ветвями прифасадной растительности, демонстрируя обновлённые спереди сюртуки и манишки и пряча от взоров пешеходов заплаты и кляксы на спинах и ниже. Вдоль этих крупнокалиберных городских артерий двигались дети этого города: люди и машины (вернее, машины и люди). Своим среди своих, как говорится, словно рыба в воде, плыл в общем потоке и Жорж Гринбер, сияя белоснежным глянцем летнего костюма, стёклами солнцезащитных очков, добродушной улыбкой и лёгкой сединой на висках. Была пятница, день, когда Жорж по старой доброй традиции, как он выражался, выходил в народ и в часы ланча, отказываясь от услуг личного повара, посещал маленькое, скромное кафе. Он был, как всегда в такие минуты, горд собственным великодушием. Мысли о предстоящем выступлении в Конгрессе, приумножали эту гордость и придавали его действиям особый, как он считал, символический смысл. Вдруг его вдохновенный взгляд наткнулся не нечто серое и бесформенное. Прямо под вывеской облюбованного им кафе, на белых мраморных плитах сидел старик. Почти всё его лицо было закрыто седой, косматой растительностью: усами, бородой и редкими, давно нечёсаными прядями волос, ниспадающими с лысеющей макушки. Одежда нищего имела жалкий и крайне неприглядный вид. Он покачивался из стороны в сторону и что-то бормотал. Увидев Жоржа, старик, словно очнулся: он замолчал, замер и посмотрел на проходящего из-под нависших белых бровей.

– Где-то я уже видел этого туземца. – Подумал Жорж и в его гармоничной душе, давно не знавшей тревог, вдруг стало тревожно. – Безобразие! – Возмутился он. – Куда смотрят копы?! – Превозмогая отвращение, Гринбер остановился и, стараясь не смотреть на старца, нащупал в кармане заранее припасённую на подобный случай мелочь. Обшаря глазами всё пространство вокруг, он не нашёл никакой ёмкости для подаяний и замер в замешательстве. Однако, неэстетический вид нищего ускорил принятие решения. Жорж задержал дыхание, слегка наклонился и бросил монеты к ногам старика. «Да воздастся каждому по делам его.» – Процитировал он мысленно, надеясь, что его видит и слышит бог. Он застыл на несколько секунд так, как делал это для любительских фото, дабы увеличить вероятность быть отмеченным божьим вниманием и собраться с мыслями. Собранные мысли и желудок подсказали ему, что аппетит утрачен и, судя по всему, надолго. Оттолкнувшись правой мускулистой ногой, он продолжил путь, думая, куда бы сплюнуть. Справя эту нужду в ближайшей урне, Жорж с облегчением вздохнул и произнёс: Нелюдь. А ведь мог бы быть человеком.

Он не видел, как старик улыбнулся ему вслед и провёл дрожащей правой ладонью по макушке, как солнце умыло прозрачным, тёплым светом лицо старца, погладило его седую голову и поцеловало в лоб.