Быть честным перед Богом

Я не собираюсь детально излагать здесь, что это означает для организации или стратегии Церкви. В зависимости от конкретной ситуации выводы могут оказаться весьма различными. Очевидно, что специфика истощенной войной Германии времен Бонхёффера, или сегодняшних Соединенных Штатов[289], или развивающихся африканских стран достаточно несходна. Я не испытываю особенного восторга по поводу появившихся признаков выживания религиозности в России или ее возрождения в Америке. Как предположил Дениел Дженкинс[290], это даже может служить подтверждением

“знаменательного пророчества Освальда Шпенглера[291], взволновавшего людей прошлого поколения. В “Закате Европы” он говорил о появлении “второй религиозности”, которая, по его мнению, является знаком приближения данной культуры к концу своего жизненного цикла[292]. У нынешнего “возрождения” достаточно много характерных черт “второй религиозности”: консерватизм во взглядах, ностальгия по прошлому и стилизация. Так что эфемерность этого возрождения представляется весьма правдоподобной оценкой”[293].

Я бы не осмелился на такое суждение, хотя и вовсе не хочу оспаривать его искренность. Я только хочу поставить вопрос: действительно ли главной функцией Церкви является воспроизводство и поддержание религиозности наперекор всем тенденциям современного коллективизированного или кибернетизированного[294] общества? Я сомневаюсь, что это поможет поднять доверие к христианству в пострелигиозную эпоху. Скорее наоборот. “Мы слишком уж ревностны в своей готовности вступить в битву с миром во имя Бога — особенно со времен великого бунта эпохи Возрождения”, — говорит Рональд Грегор Смит[295]. Я думаю, что для Церкви было бы намного лучше видеть свою цель не в том, чтобы защищать интересы религии от посягательств со стороны государства (хотя и эта задача бывает оправданной и необходимой), но в том, чтобы помогать христианам благодаря особенностям и возможностям общинной жизни войти со своей “тайной дисциплиной” во все увлекающие и опасные секулярные движения нашего времени, чтобы участвовать в них и делать в них дело Божие.

Что касается моей собственной Англиканской Церкви, то я во многом согласен как с надеждами, так и с опасениями д-ра Видлера[296]. Всё, что помогает держать открытыми для мира границы нашей национальной Церкви, должно усиливаться и преображаться; всё, что замыкает ее в себе как религиозную организацию или епископальную секту, вызывает у меня подозрение и сожаление. Ибо истинный радикал — не тот, кто хочет выполоть из пшеницы плевелы, чтобы сделать Церковь совершенной: таким образом было бы очень легко превратить Церковь в огороженный сад. Истинный радикал — это тот, кто всегда поверяет Церковь судом Царства и велений Бога во всё более нерелигиозном мире, для служения которому и существует Церковь.

В этой книге я не пытался предложить новую модель Церкви или что-то еще в этом роде. Моя цель куда скромнее. Я просто попытался быть честным и открытым к некоторым “настойчивым вопрошаниям” нашего времени, и это привело меня к осознанию неизбежности того, что я назвал выше “революцией поневоле”. Я убежден, что в ней и благодаря ей будут сохранены фундаментальные принципы, но только в том случае, если мы окажемся готовы без содрогания распрощаться со всеми разновидностями фундаментализма. Говоря известными словами профессора Герберта Баттерфилда[297], которыми он заканчивает свою книгу “Христианство и история”,

“бывают времена, когда нам не хватает терпимости и гибкости во взглядах, чтобы достойно встретить будущее, особенно если мы ограничены современными системами мышления. В таком случае самое лучшее — держаться принципа, который дает нам крепкую Твердыню для опоры, но не стесняет гибкость нашей мысли. Этот принцип таков: держись Христа, а в остальном будь свободен”[298].

Эта основоположная преданность Христу в прошлом — а для большинства из нас и сегодня — могла поддерживаться и укрепляться многими менее важными привязанностями — к особой проекции Бога, к особому “мифу” Воплощения, к особому моральному кодексу, к особой форме религии. Может показаться, что без этих подпорок все рухнет. Но бояться надо другого: цепляться за подпорки вместо того, чтобы держаться Христа. И еще опаснее настаивать на том, что подпорки помогают прийти ко Христу. Потому что они всё чаще становятся скорее препятствием, чем поддержкой для людей нашего поколения. Вот что говорит от их лица редактор “Призмы”:

“Не знаю, прав ли был Бонхёффер, который считал homo non religiosus неким новым явлением. Но несомненно, что множество людей находят традиционную религию и духовность совершенно лишенными смысла и что таких не меньше среди людей, искренне преданных Христу... Мы достигли такого момента в истории, когда обо всем этом, наконец, сказано открыто. И вслед за этим почти слышимый вздох облегчения вырвался из груди тех, чья совесть была отягощена ложным бременем религиозной традиции”.