Быть драконом

Но говорить нужно.

Хотя бы для того, чтобы Ашгарр совсем не одичал, мало мне тихушника Вуанга.

— Скажи, почему люди такие? — спросил я, ковыряя ложкой в банке с мёдом.

— Какие? — не понял Ашгарр.

— Настырные. Даже упрямые.

— Разве это плохо?

— Когда бы они эту свою настырность использовали по делу, то было бы неплохо, а так — ерунда выходит. — Вспомнив хищную мордочку адвоката Ащеулова, я покачал головой. — И лезут, и лезут. И лезут, и лезут. Настырные как черти. И как черти же злые.

Ашгарр сделал долгую затяжку, потом выпустил в три приёма дым через ноздри и сказал:

— Если вспомнить Конрада Лоренца с его теорией агрессии как четвертого базового инстинкта человека, то…

— А давай не будем вспоминать Конрада Лоренца, — взмолился я.

— Давай, — легко согласился Ашгарр.

И мы вновь на какое-то время замолчали. Я отхлёбывал из кружки остывающий чай, Ашгарр по-прежнему смотрел во двор через окно.

— Сегодня мне ворон на хвост сел, — первым нарушил я тишину.

— Пристрелил? — вяло и как-то чересчур равнодушно поинтересовался Ашгарр.

— Не сумасшедший, в центре города стрелять. Ушёл дворами.

— Отличник.

Тут я заметил то, что давно должен был заметить, а если и не заметить, то прочувствовать. Что «я» моё другое не в своей тарелке. Что худо ему. Что оно на пороге депрессии.

Я распахнулся, и дурное расположение духа накрыло меня своим чёрным крылом.

— Что с тобой? — спросил я, резко повернувшись к окну.

Ашгарр вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в жестянку из-под монпансье и поделился:

— Фаддей проект закрыл.

— Правда, что ли? — не поверил я.

— Правда.

— Чего вдруг?

— Слышал, что Йо замуж вышла?

— Не-а.

— Сообщаю — вышла.

— Ну вышла и вышла, не век в девках сидеть. Что с того?

— Так это… Рожать собралась.

— По серьёзному серьёзу?

— А как ещё?

— Да мало ли. Может быть, рекламный ход? С них станется.

Ашгарр ещё раз вздохнул и покачал головой — нет, никаких шуток, облом конкретный.

Я подумал: «Сам себя не подбодришь, никто не подбодрит» и поторопился сказать:

— Ты это, ты того, ты давай не расстраивайся. Чего раньше времени расстраиваться? Не надо. Что-нибудь придумаем. Что-нибудь сообразим.

— А что тут придумаешь? — пожал плечами Ашгарр и горестно усмехнулся.

— Для кого-нибудь другого писать начнёшь, — поднял я идею, лежащую на поверхности.

— Это вряд ли.

— Чего так пессимистично-то, Ашгарр?

— Не пессимистично, а реалистично. Сам подумай — чтобы все концы срослись, такое раз в жизни случается.

— Не дрейф. Найдём кого-нибудь.

— Кого?

— Ну, не знаю… Найдём. Гадом буду, найдём.

Ашгарр на это ничего не сказал, и на кухне повисла долгая пауза, в течение которой каждый из нас думал о своём. Но об одном и том же. О жизни.

«Жизнь длинна, перспективы туманны, финал неясен», — думал Ашгарр.

«Жизнь длинна, полна сюрпризов и тем интересна», — думал я.

Играли мы в молчанку до тех пор, пока я не спросил (не только и не столько для того, чтобы получить информацию, сколько для того, чтобы отвлечь Ашгарра от тоскливых мыслей):

— Как думаешь, где в городе самое крутое место Силы?

Зная меня, как самого себя, Ашгарр не особо удивился резкой смене темы, чуть подумал и предположил:

— Наверное, перекрёсток Маркса и Ленина.

Я закрыл глаза, чтобы увидеть это оживлённое место во всех деталях, и когда в мозгу с фотографической точностью всплыла нужная картинка, у меня возникли сомнения.

— Помню, Архипыч на этом месте медведя-оборотня убил, но так это сколь же лет с тех пор прошло.

— Дело не в этом, — пояснил Ашгарр. — Вернее, не только в этом.

— А в чём?

— Через дорогу от памятника Ленину второй корпус нархоза стоит, а там в Отечественную военный госпиталь располагался. Помнишь?

Я кивнул — да, конечно, помню. Как такое забыть?

— Так вот, — продолжил Ашгарр. — Представляешь, столько крови, боли, мольбы и проклятий в том месте излилось? Море. Ещё лет сто Сила на этом пятачке бурлить будет. Поверь, это самое сильное место в городе.

— Верю, — согласился я.

— А тебе это, вообще-то, зачем? — вдруг озаботился Ашгарр.

Я вытащил из его пальцев окурок, добил до фильтра, отправил щелчком в форточку и с неохотой признался:

— Одному озабоченному духу родное вернуть нужно.

— Опять взялся чужую беду отводить?! — ахнул Ашгарр.

— Имеет место быть, — подтвердил я.

— Ну, ты в своём репертуаре! — Ашгарр осуждающе покачал головой. — Дух, надо понимать, неместный?

— В том всё и дело.

— А подкинуть нельзя?

— Как?

— Ну оставить где-нибудь его вещички. К примеру, на пустыре. Найдёт.

— Найдёт, конечно. Но только раньше какой-нибудь пацан найдёт. А потом напишут в газетах, что от рук маньяка пала очередная жертва. Ты этого хочешь?

— Нет.

— Вот то-то. Нет, тут даже не вопрос — надо лично. Из рук в руки. Если у него есть руки, а нет — так в зубы. Зубы-то у всех…

— И когда стыковка на орбите?

— Если он меня сам раньше не найдёт, то, думаю, завтра организовать. На рассвете.

— До первых лучей?

— Это уж как получится.

— Неужели, настолько силён, что и на свету балует?

— Настолько. Как любит говорить Чубайс, беспрецедентно.

— Не ровен час, развоплотит он тебя, — заволновался Ашгарр. — У тебя же Силы ноль.