– После второго «Брата» затеял снять боевик с рабочим названием «Американец». Это про приключения в Сибири одного залетного америкоса. На главную роль пригласили Майкла Бина. Того самого.
Я посмотрел на Ашгарра – знаешь? Ашгарр пожал плечами, дескать, нет, не знаю. Пришлось напомнить:
– Ну тот Бин, который у Джеймса Кэмерона во всех фильмах играет.
Ашгарр кивнул – вспомнил.
– Так вот, – продолжил я. – В Нью-Йорке отсняли все эпизоды без проблем. В Норильске отсняли. Приехали в город – и все. Майкл запил, начал выпадать из кадра. Помучились парни с ним, помучились – и забили на это дело. Так ни одной сцены и не сделали. Короче говоря, погиб фильм. Не сняли и уже не будут снимать. Никогда. Ушел поезд. – Я подергал за воображаемый шнур. – Ту-ту.
– И вывод?
– Очевидный. Этот город располагает к питию.
– Ерунда. Я-то ничего такого на себе не чувствую.
– Значит, тебе прописан другой город, – нашелся я. – И возможно, в том, твоем городе мы с Майклом Бином были бы трезвенниками.
– Левые отмазки, – пригвоздил меня к позорному столбу Ашгарр.
Я ничего не ответил, сосредоточился на харче, но через время стал краем глаза наблюдать за своим собратом. Его явно что-то мучило. И по лицу было видно, и так, через флюиды, ощущалось. Но я прежде – эгоизм, конечно, и душевная черствость, да и уж больно голод терзал – прикончил глазунью, вычистил дно сковородки коркой и выхлебал сок со сметаной из салатницы, только потом спросил:
– Чего мнешься?
– Да так, ничего, – ответил Ашгарр и отвел глаза.
– Чую, новый шедевр изваял?
– Угадал.
– Не терпится предъявить релиз на суд?
Он скромно промолчал, лишь плечами пожал.
– Не жмись, неси искусство в широкие массы, – подбодрил я.
Несколько лет назад Ашгарру пришла в голову мысль, что стихоплетством под гитару, которым он занимается для себя пару веков, можно зарабатывать деньги. Поначалу попробовал выступать в клубах, практикующих живую музыку, но больших денег ему-мне-нам это не принесло. Но вот как-то раз пронырливый Кика свел его с правильными людьми, а те – с одним неглупым (когда-то местным, а ныне столичным) продюсером. Два дня и три ночи шушукались они как шерочка с машерочкой у нас на кухне, и в результате их бдений родился студийной проект, известный под названием «Честная Йо». Сочиненные на коленке песенки народу глянулись, клипы прошли на ура, и вскоре под виртуальный образ была найдена смышленая девчушка, которой сунули в зубы фонограмму и запустили на орбиту. Теперь Ашгарр время от времени получает на счет в банке неплохие Деньги, что повысило его общественный статус в собственных глазах. В моих – не повысило. Я и без того его очень уважал. Как самого себя. Безотносительно к тому, что он это и есть я, а я – это он.
Пока Ашгарр ходил за инструментом, я не тратил время даром: нацедил себе еще полстаканчика самогона из сахарного тростника и хлопнул за все хорошее. Самогон, кстати, был никаким не гавайским, а кубинским. Но мне это было все равно.
Притащив гитару, Ашгарр, как это у музыкантов водится, некоторое время ее настраивал. Я такое вытягивание жил называю выпендрежем. Терпеть ненавижу.
Наконец он перестал мучить колки, исполнил проигрыш и запел под энергичный перебор новую песенку Честной Йо:
Потом был долгий проигрыш и под конец – двойное повторение припева.
– Ну как тебе? – спросил Ашгарр, не дожидаясь, когда перестанет звенеть последняя струна.
– Нормально, – оценил я. – Не Александра Пахмутова, конечно, на стихи Николая Добронравова, но потянет.
– Да иди ты лесом, – обиделся Ашгарр.
Я подумал: и этот парень когда-то написал балладу про войну между Временем, в котором живем, и тем Временем, что проживает в нас. Но вслух поторопился примириться:
– Правда нормально. Если закрыть глаза и представить, что эту композицию исполняет со сцены белобрысая козочка, совсем хорошо. А если представить, что я – такая же козочка, но сидящая в зале, просто отлично.
– Считаешь?
– Считать будем, когда гонорар перечислят. – Я заговорщицки подмигнул и хлопнул его по плечу. – Посуду оставлю?
– Да-да, оставь, – на радостях согласился он. – Я потом сам помою.