Быть или казаться?

Трудные случаи у меня? Один был. Непонятный. Я в тот день первый раз дежурила. Днем привезли очень тяжелого ребенка. Безнадежного! Все, что нужно, ему сразу назначил опытный врач. Больше ничего для него сделать никто не мог. Всю ночь я от него не отходила — то животик поглажу, то на руки возьму. Ношу его по комнате, а мама его за мной ходит и умоляет: «Доктор, сделайте что-нибудь…» А я не могу, все, что можно, уже сделано. Выжил он! Представляете! Никакой надежды не было. И я тоже ведь не надеялась. А он, умница моя, взял да выжил.

Страшная это беда, что детей: часто слишком поздно привозят. Боятся отдавать в больницу, тянут. Надо мамам все время об этом говорить. А меня не всегда слушают… Молода слишком…

Я медленно иду в гостиницу и думаю о том, о чем мне давно хочется написать.

Наверное, любой человек на всю жизнь запоминает день, когда он впервые был полностью ответственным за свое дело. Такой день — шаг вперед, новая ступень, первое самостоятельное преодоление важного рубежа. Опыт, уверенность, спокойствие придут потом. Но как важно, приобретая их, не утратить свежесть и остроту восприятия своей ответственности, которая сопутствует нашим самостоятельным шагам, чтобы спокойствие не превращалось в успокоенность, а уверенность в самоуверенность.

Днем, когда с одним из старожилов мы прошли чуть ли не весь Энск, случайное событие изменило все мои планы и надолго затянуло мое пребывание в этом городе.

Мы проходили мимо приземистого барака. Двери настежь. Окна без стекол. Барак пуст. Он предназначен на слом.

— Здесь недавно помещалась санитарно-эпидемиологическая станция города, — сказал мой провожатый. — Сейчас покажу вам, какой дом для них отгрохали.

И вправду, дом — загляденье! А что, если зайти внутрь? Ведь тут молодые врачи работают. Наверное, хорошо работать в таком новом, светлом доме!

Я вхожу в здание санитарно-эпидемиологической станции, СЭС, представляюсь главному врачу, рассказываю, что меня интересует…

— Есть у нас молодые врачи, — говорит Любовь Ивановна.

— А как они работают, ваши молодые коллеги?

— Они врачи знающие, теоретически подкованы хорошо, только…

Долгая пауза.

— В чем же это «только»…

Снова пауза.

— Характер у них невозможный. Я уже сказала: не перемените характера, придется уйти. Сосновской сказала.

И вдруг тревожно:

— Вы по их письму приехали? Которое они на меня написали?

— Нет. Не по письму. Да какое письмо? О чем?

Я — журналист, и по законам своей профессии не могу не заинтересоваться сутью неожиданного разговора.

Отвечает она не очень охотно:

— В министерство… Нехорошее письмо… Лично против меня. Все они против меня…

— А какие же претензии к вам были в письме?

— Я письма не читала. Только знаю, нехорошее оно.

— Послали они нехорошее письмо, а дальше что?

Еще более неохотно:

— Обследователь приезжал из министерства.

— Приезжал обследователь и не познакомил вас с письмом, которое приехал проверить?

Снова пауза. Очень неловкая.

— По правде говоря, я письмо читала. Но там одни личные счеты.

— Скажите, пожалуйста, а нельзя ли мне поговорить с кем-нибудь из молодых врачей? Ну, например, с той, у которой самый плохой характер. Сосновская, кажется? Разумеется, при вас.

Врач Сосновская, действительно, очень молода. Лицо замкнутое, угрюмое.

— Как работается молодым врачам на станции?

Сосновская долго молчит. Я-то, журналист, уеду, а ей оставаться. Потом вскидывает голову и говорит о том, почему она и ее товарищи разочаровались в своей работе, как они себе эту работу представляли и какой она оказалась на деле, почему они написали письмо в министерство и что в письме написано.

— Вопросы в письме вы ставите правильно, — говорит Любовь Ивановна. — Но почему все против меня?

Разговор идет в двух плоскостях. Руководитель говорит о недостатках своих молодых подчиненных — грубость, упрямство; молодой врач — о недостатках в санитарно-эпидемиологической службе города. Первые — причиняют огорчения лично Любови Ивановне, вторые — отражаются на здоровье населения.

Вот так в мои планы ворвалась новая тема. Но, случайно наткнувшись на острый конфликт, журналист не имеет права отмахнуться от него.

А пока мне нужно повидаться с главным врачом детской поликлиники. Как обстоят дела здесь? Уж не слишком ли оптимистична Нина Михайловна?

— Они мне нравятся, наши молодые врачи, — говорит главный врач детской поликлиники. — И трудолюбивы, и теоретически хорошо подготовлены. Их не только учить надо, но к ним стоит и прислушаться. Молодежь приносит с собой новое, свежее, то, что им дали учителя. Практически они еще многого не умеют. Работы у нас для них хватает. Город молодой, детей рождается много, а педиатров мало. Так что за практическими навыками дело не станет. Жизнь заставит. Мы поможем.

Главный врач детской больницы добавляет:

— Добросовестные, скромные, всем интересуются, охотно советуются со старшими…

Итак, в детских лечебных учреждениях Энска не возникло болезненных трений между опытными врачами — руководителями и молодыми — подчиненными.