Быть или казаться?

Но клиенты моей знакомой машинистки, современные дипломанты и диссертанты, чем оправдаются они?

…Мне часто присылают на отзыв рукописи начинающих авторов. У всех — законченное или незаконченное высшее, минимум полное среднее образование. Но многие из этих рукописей поражают недостаточной грамотностью. Недостаточной не только для литературного произведения, но и для школьного сочинения, для частного письма.

Принадлежи эти писания людям, которым суровые жизненные обстоятельства помешали учиться, тогда оно было бы понятно и отчасти простительно. Но тоже лишь отчасти. Потому что каждый, кто решил в наше время заниматься литературным трудом, а также и научной работой, да тут никаких оговорок не нужно, каждый обязан во что бы то ни стало овладеть родным языком, его правилами и исключениями, тонкостями, сложностями, в которых выявляется живая жизнь языка. Если знаешь, что нетверд в родном языке, не пожалей сил и времени, чтобы избавиться от малограмотности и косноязычия.

В этой книге я уже вспоминал своего друга — ленинградского рабочего, начинающего литератора Бориса Ивановича Богданкова. В годы войны жил он вдалеке от родного города, в эвакуированном детском доме. Позже ему не удалось закончить даже неполной средней школы. Работал он на Севере, в геологической экспедиции. Тут я процитирую его книгу «Лед и пламя»:

«В шестой класс я пошел, когда мне перевалило за тридцать… что же… меня заставило… отправиться в школу? Стыд!

Это было в экспедиции. Как-то мне пришлось писать объявление. Эка невидаль — объявление! Взял да написал. Вывесил его в столовой и, довольный, возвратился домой. И вдруг прибегают девчата-минералоги и приносят мне мое объявление. Они увидели в нем грубые ошибки и, чтобы спасти автора от конфуза, поспешили снять.

Этот случай заставил меня не только покраснеть, но и серьезно задуматься. А когда задумался, решил возвратиться в Ленинград, пойти учиться».

Взрослый человек устыдился недостаточной грамотности, стиснул зубы, круто переменил свою жизнь, сел за парту и закончил школу, работая при этом в мартеновском цехе. Мы долго переписывались с Борисом Ивановичем. Его письма были не просто безукоризненно грамотны, в них — прекрасное чувство родного языка, отточенное вдумчивым чтением, долгой работой, упорными упражнениями. Но стыд, испытанный моим другом, несмотря на все причины, которыми он мог бы оправдать прошлую недостаточную грамотность, многим, к сожалению, неведом.

Знакомлюсь с рукописью, присланной в редакцию автором, не знавшим и сотой доли трудностей, испытанных человеком, о котором я только что рассказал. А в ней такие вот «написания»: «дикоративные собаки», «охлОди свой пыл», «облАкотился», «непосебе», «мЕндальные пирожные» и так далее, и так далее, и так далее. Особенно буйна орфография в словах иноязычного происхождения: «тамбОр», «эКскОлатор», «анОнас»… Ее автор не различает смысла слов «благотворный» и «благотворительный» и пишет: «жена способна на благотворительное воздействие». В рукописи сотни грубейших ошибок. Но всего удивительнее, кто и о чем написал эту повесть!

Написал повесть — я глазам своим не поверил — литературный сотрудник одной из столичных редакций. Повесть была автобиографической. Ее главный герой — начинающий журналист, в недавнем прошлом студент. Любопытно, каким видел себя этот человек. А видел он себя талантливым и неотразимым. Сугубо современным, вызывающим восторг окружающих, зависть не столь блестящих мужчин и поклонение женщин.

Герой повести с трудом заставлял себя навестить в больнице умирающего отца. Едва высиживал у постели полчаса. Когда отец умер, скоро утешился. Чувство горя было вытеснено тем, что ему в наследство досталась отцовская машина. И сожаление — машина староватая и немодная. И мечта пересесть с нее на «Жигули». Именно «Жигулям», которые он вскоре купил, посвящались самые прочувствованные, самые лирические страницы повести.

Но может быть повесть задумана как сатирическое произведение? Автор хочет высмеять невежу, себялюбца, эгоиста и решил написать ее от первого лица, как исповедь? Литература знает произведения, построенные на таком приеме. Ничего подобного! Автор любовался своим героем, то есть самим собой, и приглашал читателей разделить этот восторг.