Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества

Наш мир становится вполне языческим.

И я задумываюсь, а не приведет ли это язычество к столкновению, я страшно этого опасаюсь – к крайне жестокому религиозному столкновению – пусть слово «религиозное» здесь и не совсем точно – между исламским миром и миром, у которого о христианстве остались лишь смутные воспоминания. Христианский мир не сможет себя защитить, а исламский мир будет давить на него всерьез. Объясняется это простым соотношением численности населения, чисто демографически. И для меня такое столкновение видится вполне реальным. Я не святой, не пророк – и я не возьму на себя смелость говорить, чем окажется грядущее столетие. Собственно, меня это даже не интересует. Я не собираюсь жить в двадцать первом веке, так что у меня нет оснований для беспокойства… Будущее, каким его можно предвидеть, каким могу предвидеть его я – опять же, тут можно ошибиться, – это будущее, раздираемое конфликтом духа терпимости с духом нетерпимости…

ИБ – журналу «NaGlos», 1990

Скошен луг, поколение сметено, сдуло, смыло цунами времени, дорогие мои покойнички, раскидало вас по всей земле, один ты выбрал воду – образ времени как вечности. Или как смерти? Даже вдовы все – повымерли. Твоя только и осталась, но она другого рода-племени, то есть из другой эпохи, ровесница твоего сына, твоя дочь младше твоих внуков.

Ты давно уже классик в обнищавшей и одичавшей стране, где после краткого флирта с демократией все вернулось на круги своя: тоталитаризм с человеческим лицом. Когда с человечьим, а когда – со звериным: смотря по обстоятельствам. Слышу, как ты меня поправляешь из своей плавучей могилы на Сан-Микеле:

– Не унижай зверя сравнением с человеком.

– Не вяжись – ты же понимаешь, о чем я.

…Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, чтобы живым жить не мешали. Вы – постояльцы на том свете, мы – временщики на этом.

Зачем мертвым, чтобы их помнили живые? Зачем живым помнить мертвяков? Почему ты выбрал меня на роль своей земной памяти?

Новости? Тебя там интересуют наши новости? Россия? Европа? Евреи? Израиль, где ты так и не побывал, в чем тебя упрекали как евреи, так и христиане из евреев, сместил локальный конфликт в сторону мирового. С него, собственно, и началось: мощный форпост Запада на Востоке, последняя его опора и надежда, ядерная супердержава (взамен России). Как когда-то Россия послужила заслоном для Европы от татаро-монгольских орд, так теперь Израиль – от мусульманских. Как долго это может продолжаться? По крайней мере, четыре исламские страны вот-вот присоединятся к ядерному клубу. Многие думают, что Израиль обречен и даже подыскивают для него место в Калифорнии с более-менее схожим климатом. Но пока что евреи, чья трагическая роль, ты считал, отыграна в XX столетии, стали главным героем – а для кого антигероем – нового: спровоцировав муслимов на войну против христианской цивилизации, они теперь ее от них защищают. Антисемиты считают с точностью до наоборот: война by proxy, христиане – Америка с Европой и Россией – наймиты Израиля, евреи – корень мирового зла. Война из временного превратилась в перманентное состояние, стала затяжной, если не вечной, статус-кво навсегда, весь мир теперь передовая, и где бабахнет завтра, сегодня неведомо никому. Цивилизация – по крайней мере, в ее американском варианте – наконец самоопределилась, отбросив политкорректность, что тебя, несомненно, порадовало бы: не две супердержавы противостоят друг другу, как в старые добрые времена, а две веры: христианская, расхристанная, дряхлая, выветрившаяся, остаточная – и муслимская, молодая, жизнеспособная, воинствующая, ты бы сказал: стоячая.

– Не сказал бы. – Опять замогильный корректив. – Эпитет с противоположным значением – в зависимости от рода существительного.

Стоячий ислам – да, но стоячая вера – как стоячая вода, то есть не проточная, застоявшаяся. Тромб. Стоячая вера и есть христианство, вера-анахрон – в противоположность стоячему исламу. Муслимы – покорные. Их сила – в покорности.

– Смотря кому.