Когда я учился айкидо в Японии в середине 1970-х гг., для
Воспитанные в рационалистических традициях, мы склонны думать об обучении как о чем-то таком, что происходит в уме, поэтому мысль, что мы можем учиться через наши тела, может показаться на первый взгляд поразительной. Влияние рационализма в формальном образовании становится очевидным, если вспомнить, как мы сидим за партами, читая книги, слушая лекцию и изучая кем-то предложенные теории. Тело является просто системой доставки, которая транспортирует нас в классные комнаты и всегда остается на заднем плане в тот момент, когда мы получаем информацию. Согласно этой модели, человек выучился чему-либо, если понял, проанализировал полученные данные и может их воспроизвести. Мы будем уверены, что такой человек умен, так как он способен доказать, что сказанное им – правда. Эта одна из интерпретаций обучения, но есть и другая, которой широко пренебрегают в силу господства рационалистического подхода. До недавнего времени, к примеру, мало поощрялся тот, кто способен совершать нечто полезное, управляя своим настроением, мастерски мотивируя людей к достижению желаемой цели, – то есть человек, обладающий талантом вдохновлять других и координировать их действия.
Однажды взяв на вооружение рациональное толкование знания и процесса обучения, мы видим его отражение в самых глубинных аспектах нашей повседневной жизни так же, как и в местных и национальных институтах. Как наиболее почитаемая и убедительная модель реальности, рационализм затронул практически все научные и технологические достижения западной культуры. Научный редукционизм как результат рационалистической философии позволил человечеству строить мосты, конструировать летательные аппараты, создать современную медицину и глобальную коммуникационную сеть. Став причиной кардинального улучшения качества нашей жизни, рационализм в то же время дорого нам обошелся. Свободно применяемое по отношению к людям, культуре, природе и социальной политике рационалистическое мировоззрение подавило нашу эмоциональную и духовную грамотность.
С нашими институтами образования, строго базирующимися на математическом мышлении, соображениях эффективности и псевдонаучных подходах, мы теперь равняем человеческое тело с машиной, а мышление – с компьютером. Мы применяем логику и причинно-следственные связи для определения наших отношений с природой и друг другом. Мы настолько крепко увязли в таком видении мира, что наши социологи, экономисты и мировые лидеры впали в нерешительность и начали сомневаться в необходимости совершения каких-либо действий, будучи убежденными в том, что практическое применение, независимо от того, насколько оно успешно, не может составить конкуренцию устоявшейся теории. Теории приобрели более весомое значение, нежели действие, доминирование решает больше, чем кооперация, а идеи становятся более важными, чем личные отношения.