Мюллер был весьма расчетлив на своих лекциях: он никого не допускал посещать их, не внеся гонорара (весьма значительного по тогдашнему времени), и, читая лекцию, зорко следил за каждым входящим в аудиторию. Однажды он вдруг встает с кафедры и, подошед к только что вошедшему посетителю, громко спрашивает его: «А имеете входной билет? Покажите!» Билета не оказалось, и посетитель должен был ретироваться, а служитель у входа, отбиравший билеты, был удален.
Физиономии Шлемма и Мюллера означали, с первого же взгляда на них, два различных характера: луна и солнце. Круглое, широкое, спокойное лицо Шлемма смотрело на вас полною луною. Лицо Иог[анна] Мюллера поражало вас своим классическим профилем, высоким челом и двумя межбровными бороздами, придававшими его взгляду суровый вид и делавшими несколько суровым проницательный взгляд его выразительных глаз. Как на солнце, неловко было новичку смотреть прямо в лицо на Мюллера.
Клиники Руста в Charitй считались тогда молодыми немецкими врачами едва ли не самыми образцовыми в целой Германии. И действительно, Руст был в известном смысле наиболее реалист между врачами тогдашнего времени. Он хотел основать свою диагностику исключительно на одних объективных признаках болезни и потому требовал в своей клинике от практикантов прежде расспроса больного об анализе и субъективных признаках, исследования того, что можно видеть и осязать собственными чувствами. Принцип превосходный. Расспросы и рассказы больного, особливо необразованного, нередко служат вместо раскрытия истины к ее затемнению. Но медицина, не говоря уже о временах Руста, и до сих пор не владеет еще таким запасом надежных физических или органических, т. е. объективных, признаков, на которые можно было бы положиться, не прибегая к расспросам больного и не полагая их в основу распознавания. И вот Руст, в своей самонадеянности, при малом запасе верных физических признаков болезней, поневоле допускал целую кучу мечтательных.