Мои родители познакомились с Джонатаном летом того же года. Как обычно, они не выражали свое мнение на словах; об их отношении к людям свидетельствовало их поведение. В данном случае они повели себя так, как будто бы Джонатан всегда присутствовал в нашей жизни; они сразу стали общаться с ним как с членом семьи и ни разу не прокомментировали его регулярное появление в нашем доме. Со своей стороны, Джонатан тактично уступил место у фортепиано моему отцу, чья страсть к Бетховену воспламенила мою собственную любовь к музыке. В то время как папа старательно выстукивал «Аппассионату», а мама работала иголкой, пришивая пуговицы и зашивая манжеты и швы, которые разошлись со времени ее последнего визита, Джонатан обсуждал с ней достоинства старинных инструментов и рассказывал ей о своем крестовом походе в защиту аутентичного исполнения. Познакомившись с родителями Джонатана, я сказала маме, что они замечательно добрые люди. Мама посмотрела на меня в удивлении. «А чего же еще можно было ожидать, глупенькая? – сказала она. – Люди, у которых такой сын, как Джонатан, по определению должны были оказаться замечательными. Как могло произойти иначе?»
В конце лета мы попрощались, с нетерпением ожидая воссоединения осенью. Джонатан уехал из Англии с намерением посетить летнюю школу по музыке барокко в Австрии, где у него планировался собственный класс; мы же отправились на Корсику, прихватив с собой Дона. Теперь, когда дети стали старше, а уверенность в себе возвращалась ко мне, я стала меньше бояться перелетов. Мне уже не угрожала разлука с детьми; напротив, меня ожидала соблазнительная перспектива прекрасного отдыха на берегу Средиземного моря, на острове с франкоязычным населением. Тот факт, что рядом будет проходить конференция по физике, ничуть меня не смущал. Фактически это был идеальный компромисс: Стивен и его коллеги могли заниматься любимым делом – физикой, а их семьи – в свое удовольствие отдыхать на пляже в ста метрах от конференц-центра. Я очень ждала встречи с Картерами: мне хотелось поговорить с Люсетт. Она обладала прекрасной межличностной интуицией и могла дать мне компетентный и ценный совет.
9. Неожиданности
Каржез – место проведения конференции на западном побережье Корсики – оказался выбран как нельзя более удачно: здесь было удобно и неприхотливым физикам, и их семьям с маленькими детьми. Стивен парил в научных высях, в то время как мы с детьми наслаждались палящим солнцем, песком и плеском морской волны. Из-за единичных случаев терроризма и высоких цен остров обходила стороной волна туристов, благодаря чему пляжи и бухты остались чистыми и немноголюдными, как раньше на Майорке. Каржез был основан в XVIII веке колонией греков, бежавших от преследования турков. Присутствие греческой культуры ощущалось в названиях улиц, фамилиях и даже в названии нашего отеля: «Таласса» – «Море». На возвышенностях, с которых открывался вид на город, гордо красовались две церкви – римская и греческая. В обеих главенствовал один и тот же священник, переходя из одной в другую каждое воскресенье. Мы с Люсетт побывали на службе в греческой церкви и поразились прекрасному примеру согласия в сообществе, которое имело все предпосылки быть разобщенным. В обеих церквях висели изображения Иоанна Крестителя. Греческая икона поражала византийской четкостью; особенно художнику удались глаза святого, удлиненные и четко очерченные, так похожие на глаза Джонатана. Но даже красота этой иконы не смогла придать мне сил для того, чтобы доверить Люсетт рассказ о нашей дружбе. Как только я пыталась собраться с духом, слова – как английские, так и французские – застревали у меня в горле, остановленные угрызениями совести: я боялась малейшего подозрения в неверности Стивену. Восхитительные новые отношения, столь многообещающие, вновь пробуждали во мне сомнения. Неужели мне теперь придется жить во лжи, жить двойной жизнью? Это могло оказаться столь же непосильным, как и то напряжение, которое я испытывала в предыдущие месяцы и годы. Меня подбодрил совет Криса и поддержка мисс Гент, но в компании физиков и их семей – среди тех, кто благоговел перед Стивеном и почитал его как героя, – мое мужество меня оставило.