Читаем Быть Хокингом полностью

Трудности планирования концерта, которые всегда были суровым испытанием моих способностей на прочность, добавляли определенную остроту прочим моим дилетантским занятиям. Этот концерт не стал бы исключением, если бы не бесконечное вторжение медиа. Состав группы журналистов, приехалвших брать у меня интервью, был разношерстным: некоторые оказались довольно приятными, другие – беспристрастными, остальные требовательными. Невозможно было заранее сказать, в каком свете они выставят нас в интервью. Французские журналисты, испанские журналисты, представители всех национальностей шли нескончаемым потоком, все хотели подробностей то из научной, то из личной жизни. Они использовали в этой ситуации свою особую технику; я, в свою очередь, разработала собственные методы работы с ними, заранее приняв решение о том, каким количеством информации я готова делиться. Я не видела причин, почему я должна была раскрывать все подробности моей сложной духовной жизни перед журналистом, незнакомцем, чей интерес ко мне был продиктован обязанностью продать побольше газет. Если бы я захотела исповедаться, я пошла бы к священнику; если бы мне понадобилось психиатрическое лечение, обратилась бы к доктору; если бы у меня была история, которую я могла бы рассказать, однажды я бы написала ее сама, хотя уважение к частной жизни – моей и других людей – могло перевесить такое желание. Поэтому, если вопросы, заданные журналистами, переходили мои внутренние границы, я превращала интервью в беседу, спрашивая их мнение вместо рассказа о своем. Неизбежно я стала объектом пренебрежительных замечаний. Например, один журналист заявил, что я «заботилась о Стивене всего пару лет после свадьбы». Пожилая директриса моей школы и мой непоколебимый сторонник мисс Гент написала редактору газеты «Таймс» письмо с просьбой исправить ошибку. Она была поражена его надменным ответом: отнюдь не предлагая никакого возмещения морального ущерба и не извинившись, он заявил, что знает лучше ее, что ему делать, и выражал уверенность в том, что факты в статье верны. Наш верный друг Джордж Хилл, муж моей школьной подруги Кэролайн, всегда яростно защищавший нас от любопытных взглядов бульварной прессы, сказал, что знает об искажениях в «Таймс», так как он был свидетелем процесса написания статьи. Однако Джордж почувствовал большое облегчение, узнав, что там нет ни слова об участии Джонатана в жизни нашей семьи, а потому решил, что будет лучше оставить статью как есть, чем раскрывать близкую связь Джонатана с нами.

Один раз, во время интервью газете «Гардиан», я позволила себе выказать недовольство потертыми старыми клише о том, какая это награда – жить с гением, этими часто повторяемыми прописными истинами, которые сосредоточивались вокруг славы и богатства, как будто болезнь и немощь не были основными факторами нашей жизни. Конечно, меня тут же обвинили в неверности Стивену. Но, как мне казалось, если бы я продолжала поддерживать миф о неунывающей самодостаточности, даже не упоминая о трудностях, то я бы обманула многих инвалидов и их семьи, вероятно, страдающие от горя, тревоги, лишений, стресса и напряжения, через которые прошли мы сами в ранние годы. Для равнодушного общества было бы легче просто обвинительно ткнуть пальцем в людей с ограниченными возможностями и заявить: «Если профессор Хокинг может, то почему не можете вы?» Из-за нереалистичного образа нашей жизни, представленного в прессе, на сиделок и опекунов, и так находящихся в стесненном положении и выполняющих самые невероятные задачи, давили бы еще больше. Я уже больше не могла создавать счастливую видимость беззаботности и радости, производя ложное впечатление того, что наши жизни были полноценными и легкими и их портило лишь одно маленькое неудобство. В том интервью «Гардиан» я дала чистосердечную и правдивую оценку: отметила триумфы, но и не приукрашивала сложности. Я озвучила наши замечания к государственной системе здравоохранения и подчеркнула то обстоятельство, что успех Стивена был достигнут исключительно благодаря нашим усилиям, даже касательно средств для оплаты ухода за ним. Я описала метания между сверкающими вершинами блистательного успеха и черным болотом обострившегося заболевания и нашего отчаяния, с очень короткими ровными отрезками пути между ними.

Мои комментарии интерпретировали как предательство по отношению к мужу, и опровергать эти заявления было бесполезно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии