Быть Корелли

— Зря вы остановились. Было бы лучше, если бы меня сбила машина.

Низкий, хрипловатый голос, донесшийся справа, выдернул Корелли из глубокой задумчивости. Его мысли о пережитой сегодня семейной трагедии восходили по спирали на новый виток, и не было им конца, но её слова выдернули его в реальность, переключили на «здесь и сейчас». Чувство отвращения и жалости к себе одномоментно сменилось злостью на её беспечность, на её неразумное желание так распорядиться собственной жизнью и жизнью того, кому выпало бы исполнить её желание.

— Так вы за этим вышли на дорогу? А о водителе вы подумали?!

— В жизни бывают такие моменты, когда меньше всего хочется думать о других.

Снова этот странный, царапающий слух тембр, который так не шёл её очень юному, утонченному лицу. Она говорила, как заядлая курильщица, только вот табаком от неё не пахло. Алессандро повернул в её сторону голову. Она повернула тоже. Их взгляды встретились, и Алессандро почувствовал, что его будто толкнули в грудь. На вид ей было чуть больше двадцати, но глаза выдавали в ней вековую старуху.

— В бардачке влажные салфетки и фляжка. Там виски. Выпейте, вам не повредит.

Он спешно отвёл глаза. Корелли следил за дорогой, прислушиваясь, как она зашуршала в недрах бардачка, открутила крышечку, сделала глоток и часто задышала раскрытым ртом, стараясь унять огонь крепкого напитка, наверняка опалившего ей горло с непривычки. Потом она сделала ещё глоток, а после раскрыла салфетки и принялась стирать с лица остатки макияжа.

— Кто вас так?

— Мужчина, — ответ был очевиден. — С которым я сплю, — дополнила она с откровенностью, которая обычно лезет наружу после порции крепкого спиртного. Алкоголь разогрел её и чуть расслабил — закончив с умыванием, она откинулась на спинку кресла и чуть склонила голову набок, прикрыв глаза.

— Раньше я думала, что он просто любит пожестче. Мне не особенно нравились все эти связывания, плетки, кляпы, но было терпимо. — Она пьяно жестикулировала, водя в воздухе ладонью (как же мало ей было нужно!), говорила медленно, нараспев чётким, хорошо поставленным голосом, словно она училась ораторскому мастерству или вокалу, и тем самым занимала собой всё больше места, заполоняла собой весь салон, становилась неудобной. Наверное, дело было в деликатной теме, совсем не подходящей для малознакомых людей. В салоне собственной машины Алессандро ощущал себя чудовищно неловко. — Сегодня, после ужина, он заставил меня изображать собаку. Надел поводок, заставлял лаять и бегать на коленях по саду, по камням. Если я бегала недостаточно быстро — бил. По-настоящему…

— Да уж, умеют люди развлекаться.

Он не был готов к откровениям такого рода. Корелли вдруг захотелось поскорее избавиться от неё, пока его благородные стремления помочь ближнему не зашли слишком далеко. Алессандро взглянул на её исцарапанные колени и в красках представил себе, как сажает на поводок того ублюдка, посмевшего вытворить такое с этой хрупкой девушкой. А ведь его это не касается, совершенно не касается…

— Вы такое не любите? — просто и как-то даже с удивлением спросила она.

Алессандро не был ханжой, но со своим традиционными отношением к семье и к сексу в частности решил оставить вопрос без ответа.

— Вам стоит обратиться в полицию.

— О, нет. Не в моем случае, — усмехнувшись, пропела она. Полицией этого «героя» не напугать, это предельно ясно и без подробностей. Но на любое действие найдётся противодействие как в рамках закона, так и вне его. Ему — члену одной из самых влиятельных мафиозных семей, берущей начало ещё в двадцатых годах прошлого столетия — это известно очень хорошо.

— Вам нужно уйти от этого мужчины.

— Я уже ушла…

— У вас есть деньги?

Она выставила вперёд руку и повертела запястьем — длинная цепочка застежки прозвенела по ячейкам с крупными прозрачными камнями, после дотронулась до ушей и шеи, демонстрируя колье и серьги.

— Это бриллианты. На первое время хватит. Жаль только, что документы у него в сейфе.

— Можно выправить новые. У меня есть один человек…

— Нет-нет, не нужно! — резко оборвала его она. — Я сейчас не в состоянии отрабатывать вашу доброту, синьор.

Синьор. Она — итальянка. Землячка. Странно, почему это не сразу бросилось в глаза. Лишь после до него дошёл смысл её слов. Она думала, что он захочет взять с неё плату тем же варварским способом, что и её обидчик.

— О чём вы? — сухо уточнил он, силясь унять по новой забурлившую внутри злость.

— О том, о чём думают все мужчины. Абсолютно все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В мыслях не было. — Сегодня он стал вдовцом. Сегодня он понял, что такое измена. Сегодня он начал холодную войну с кланом Фальконе — кланом, с которым отец двадцать лет пытался добиться перемирия. Предаваться похоти — последнее, чем бы он хотел сегодня заняться, тем более с особой, от этой самой похоти пострадавшей. — У меня сегодня тоже, знаете, день не задался…

— Сочувствую, — вдруг выдала она.