Я имею в виду, не думайте «А как мне мурлыкать?», потому что тогда у вас ничего не получится. И ни в коем случае — ни в коем случае! — не думайте: «А интересно, как бегают кошки?», потому что тогда вам придется нелегко. Так же нелегко, как Барни, который бежал по переулку Марлоу, пытаясь найти правильный ритм — передней левой, задней правой, передней правой, задней левой — и стараясь перестать ударяться головой о тротуар.
И все это время другой Барни — с его телом, волосами, школьной сумкой — убегал от него все дальше. И когда Барни наконец перестал размышлять о технике кошачьего бега и просто побежал, как обычная кошка, было уже слишком поздно.
Поддельный Барни растворился в толпе школьников на остановке. В толпе этой виднелась фигура Гэвина Игла.
— О, Ив! — закричал он мальчику, которого принимал за Барни. — Ты куда идешь, придурок?
Гэвин замолчал, увидев на тротуаре Барни настоящего. Точнее, его пушистую четвероногую разновидность.
— Это что?.. — произнес другой голос. Голос одного из дружков Гэвина.
Не успел Барни опомниться, как что-то тяжелое с размаху ударило его в живот — ему показалось, что в него врезалась большая лодка. Но это была не лодка. Это был ботинок. Ботинок Гэвина. Вслед Барни, взмывшему в воздух и упавшему на дорогу, раздался мерзкий хохот.
Барни оцепенел. Прямо на него летела машина. Но единственная часть тела, которой он мог двигать, были его когти, и ими он вцепился в асфальт. Машина проехала прямо над ним, каким-то чудом не задев его колесами.
Он услышал голос Гэвина. Что-то вроде:
— Ты что здесь делаешь?
Там наверняка было еще какое-то ругательство, но Барни не особо вслушивался. Он был занят тем, что пытался понять, куда делся его двойник. Его нигде не было видно. За остановкой виднелись светофоры и перекрестки, и понять, куда именно пошел тот Барни, было невозможно.
Прямо по дороге в город? Налево по улице Колридж, которая вела к школе? Или направо к парку возле монастыря?
Неизвестно.
Тут с тротуара донесся другой чей-то задыхающийся голос:
— Осторожней!
Это была Рисса, которая только что добежала до остановки.
Барни обернулся.
Школьный автобус несся прямо на него. Он собирался свернуть к остановке, и траектория двух левых колес проходила как раз через то место, где лежал он.
Водитель, занятый своим завтраком, его не видел. Он жевал шоколадный батончик, как и каждое утро.
«Кошачья лепешка — вот во что я сейчас превращусь».
Барни оцепенел. Шум автобуса был громче всего, что он слышал за всю свою жизнь.
«Я сейчас умру».
Ему казалось, что это будет его последняя мысль.
Но она оказалась не последней.
Потому что в следующий миг в голове его уже проносились другие мысли — в основном мысли о чьей-то руке, схватившей его под брюхо и поднявшей в воздух. Автобус проехал мимо, едва не задев его щеку.
Он чудом спасся.
Барни не сразу понял, чья это была рука, но потом почувствовал холодное прикосновение колец Риссы и услышал возле уха ее голос:
— Ты что здесь делаешь, малыш? Тебя чуть не задавили.
Она сняла его с плеча и посмотрела ему прямо в глаза.
—
На этот раз Барни на миг показалось, что она его поняла. В глазах ее мелькнул проблеск узнавания. Но проблеск исчез, как солнце за облаками, и она поставила Барни на тротуар.
— Больше не выбегай на дорогу. Это очень, очень опасно, — сказала она. — Автобусы не очень совместимы с кошками. Совсем не совместимы, вообще-то. Не забывай об этом!
—
Она выпрямилась и вместе с остальными учениками пошла к автобусу.
—
Барни судорожно соображал. Догнать Поддельного Барни он уже не сможет. Идти домой и торчать под дверью тоже не имело смысла. Да даже если он сможет войти внутрь, мама тут же вышвырнет его на улицу. А если не вышвырнет, то его загрызет Гастер.
Значит, остается…
Рисса.
Она была его единственной надеждой. В конце концов, она только что спасла ему жизнь.
Так что, не долго думая, он подкрался к автобусу, притаился за последней парой ног — это оказались ноги Риссы — и шмыгнул внутрь.
Автобус
Барни каждый день ездил в школу на автобусе и поэтому знал, что обычно все сидят на одних и тех местах.
Близняшки, Петра и Петула Примм (любимицы всех учителей), всегда сидели спереди. Гэвин Игл со своей бандой занимал два задних ряда.
А Рисса с Барни всегда сидели рядом, в трех рядах за Петрой и Петулой Примм, но на другой стороне, напротив Пузыря (на самом деле его звали не Пузырь, а Оскар Уильямс, но мисс Хлыстер называла его так — потому что он был очень толстый и еще потому что имел вполне понятную привычку плакать, когда дружки Гэвина шлепали его по щекам).
Так что Барни знал, куда ему идти, и просто старался держаться как можно ближе к пяткам Риссы.