Быть может, история любви

Несмотря на соблазн относиться к коллегам как к протоплазменным организмам, Виргилий хорошо ладил с ними. Из соображений удобства он пользовался философией Левинаса:[9] лица окружающих отвергают убийство и напоминают о существовании человечества. Он ничего не ждал от коллег, и поэтому ничто не нарушало их мирного соседства.

Виргилий питал нечто вроде уважения к «Свенгали». Оно не относилось к числу тех агентств, где молодежь получала немыслимые деньги, набивала кокаином ноздри и презирала потребителей. Конечно, и здесь никто не спасал людям жизнь: здесь пытались (методом обольщения) убедить публику покупать то, без чего легко можно обойтись.

В агентстве царила приятная атмосфера. Дирекция старалась поддерживать традицию старомодной элегантности. Ни ярких цветов, ни технологических новинок, ни автоматических дверей, ни неона. Столы из красного дерева, кожаные кресла, великолепный старинный паркет — обстановка привела бы в экстаз любого антиквара. Вздумай ты прийти на работу в кроссовках, на тебя посмотрели бы косо; также не поощрялись слишком мощные и яркие машины.

В последнее время Виргилий обдумывал рекламу йогурта — обычного йогурта, который, впрочем, производился самым крупным европейским агропродовольственным концерном и потому должен был, конечно же, обладать какими-то особыми качествами. В голове Виргилия непрестанно мелькали картинки: коровы, поля, молоко, маленькие ложечки.

Из кабинета Симоны доносился аромат мускусных благовоний. Дверь была открыта. Кабинет украшали маски, сельскохозяйственные инструменты, куклы, гобелены и ковры. Симона несколько раз в год ездила в страны третьего мира, откуда привозила тонны всякой всячины для этой пещеры Али-Бабы. Она призывала редакторов и художников черпать в ее сокровищнице идеи, формы и цвета. Каждый находил в ее закромах свою палитру красок или звукоряд: нескольких минут, проведенных в этом хаосе, было достаточно, чтобы почувствовать импульс, исходящий от сокровищ.

Симона принимала посетителей, сидя в кожаном кресле у эркера. Из окна был виден мост Искусств, который вел к зданиям Института и находящихся там Академий. Симона хотя и возглавляла одну из служб агентства, не видела смысла задирать нос перед подчиненными. Ей вполне хватало профессионального авторитета, чувства юмора и простоты обращения. Когда Виргилий появился в дверном проеме, она взмахнула зажатым в руке пером павлина альбиноса, приглашая его войти. Виргилий опустился в кресло. Чтобы объяснить свое отсутствие на работе, он придумал правдоподобную историю об аллергическом приступе с кожными высыпаниями (noli mе tangere,[10] уточнил он, облачая свою ложь в поэтические ризы). На Симоне была оранжево-желтая юбка с индийским рисунком, в волосах коралловая заколка. На первых порах работы в агентстве Виргилий был влюблен в нее. Два обстоятельства охладили его пыл: она была его начальницей и устояла перед его обаянием.

— Мы тут подумали, не назначить ли тебя главным редактором, — объявила она.

Виргилий удивился. Для того, кто привык к ужасным отметкам в школьном табеле, к контрольным работам, исчерканным красным карандашом, и к упрекам преподавателей, продвижение по службе представляется чем-то нереальным. С самых первых дней в «Свенгали» он лишь предлагал идеи, но ни разу еще не вел рекламной кампании. В нем жил разведчик, а не генерал. Он взял перо и принялся вертеть им, думая о смерти павлина и о его перьях, разлетевшихся по всему свету. Симона была рада застать его врасплох. Она зажгла еще одну ароматическую палочку.

— Эта должность, конечно, подразумевает и повышение зарплаты.

Кончик палочки заалел. Виргилий ответил, почти не раздумывая:

— Здорово, но мне это ни к чему.

— Ты шутишь! — не поверила Симона.

Спичка обожгла ей кончики пальцев, она вскрикнула. Виргилию было не по себе, поскольку он хорошо относился к Симоне. Ему казалось, что, отвергая ее предложение, он поступает невежливо и даже бестактно. Он покраснел и снова отказался — в других выражениях.

Нежелание Виргилия добавить к зарплате несколько цифр сразило Симону. В рекламном агентстве у креативщиков развязаны руки; они имеют право полностью уйти в свои мысли, носить непарные носки, слушать корейский рок и отбивать ритм, стуча деревянной ложкой по миске, а также употреблять внутрь все, что им вздумается. Однако поведение Виргилия выходило за рамки дозволенной эксцентричности. Симона спросила, до конца ли он выздоровел. Виргилий заверил ее, что да. Внезапно вместо верного и корректного подчиненного перед ней оказалась редкая зверюшка, о которой можно рассказать на грядущем совещании дирекции. Вот так диковинка, и даже из Африки тащить не нужно.