Быть принцессой

Остальную часть дня поглотил обычный церемониал, этикет и обед. Во время бала, происходившего в Георгиевском зале, я получила письма из Берлина, от отца и от родных.

Мы спустились по парадной лестнице, сели в золотую карету со вдовствующей Государыней; конвой кавалергардов сопровождал нас до Аничкового дворца. Я в первый раз увидела этот прекрасный дворец!

У лестницы Император Александр и Императрица Елизавета встретили нас с хлебом-солью. Статс-дамы присутствовали при моем раздевании; мне надели утреннее платье из брюссельских кружев на розовом чехле; ужинали мы в семейном кругу с некоторыми из старейших приближенных: графом Ламздорфом, княгиней Ливен и нашими прусскими дамами.

На следующий день вдовствующая Государыня приехала к нам первая, Император Александр привез великолепные подарки. Мы радовались, словно дети, удовольствию выехать впервые после свадьбы в коляске вместе и сделали визиты Императрицам, великому князю Константину [Павловичу] и тетушке принцессе Вюртембергской. Свадебные празднества, различные балы, baise mains (целование ручек (фр.)) – все это прошло для меня словно сон, от которого я пробудилась лишь в Павловске, бесконечно счастливая тем, что очутилась наконец в деревне!

Образ жизни в Павловске показался мне особенно приятным; так как я привыкла с детства сообразоваться с привычками других, то мне и в голову не приходило жаловаться на то, что я должна обедать, гулять и ужинать при Дворе, более или менее заботясь о своем туалете. Впоследствии я часто слышала, что другие жаловались по этому поводу, впрочем, иногда и мы сами чувствовали некоторое желание быть независимыми, то есть иметь свой собственный угол. Но в то время, как я уже заметила, подобная мысль меня не беспокоила. Напротив, я чувствовала даже признательность к свекрови за ее нежные ласки. Мне ее описывали за особу весьма требовательную по отношению к дочерям, которые почти и пошевелиться в ее присутствии будто бы не смели, но ко мне Императрица Мария Федоровна относилась иначе, по-видимому, мой характер понравился ей. Я держала себя вполне естественно, была весела, откровенна, жива и резва, как подобает молодой девушке, тогда как Великие княжны держали себя чопорно в ее присутствии и даже в обществе; все в них было строго соразмерено: их манера держать себя в обществе, разговаривать, кланяться, и это, я полагаю, было гораздо совершеннее моих тогдашних манер. Я думаю и даже знаю наверное, что задевала при Дворе некоторых лиц недостатком внимания к ним, а оно ведь, по их мнению, обязательно должно было сводиться к известному количеству фраз, повторяемых ежедневно. Что касается меня, то я проходила иногда слишком скоро мимо этих лиц, ибо они нагоняли на меня скуку, и останавливалась слишком долго перед молодежью, перед юными фрейлинами, для меня более привлекательными. Но мало-помалу все привыкли к моим манерам, видя мое неизменное ко всем благоволение, проистекавшее от доброго сердца, и мне простили маленькие отступления от этикета за врожденную грацию, изящество и живость. Maman очень забавлялась, глядя, как я похищаю вишни, чего не простила бы прежде своим дочерям, но меня она баловала снисходительностью. Старушка Ливен даже заметила мне как-то: ««Вы – любимица вдовствующей Государыни»!»

Вообще замечали, что Императрица никогда прежде не была столь ласкова и снисходительна к своим дочерям, как теперь ко мне. Однако не следует думать, чтобы она мне от времени до времени не делала выговоров, а иногда не давала мне советов, которые для меня оказывались чрезвычайно полезны. Единственный случай, когда она нас однажды побранила, был, помнится мне, когда она встретила нас в парке в кабриолете и спросила: где мы катались? Мы отвечали, что едем из Царского, от Императрицы Елизаветы. Тогда она сделала нам замечание, что нам следовало предварительно спросить у нее позволения сделать этот визит; признаюсь, это мне показалось даже странным. Но со временем она позабыла об этом выговоре, и мы могли ездить в Царское, не спрашивая ни у кого позволения. По воскресеньям в Павловске танцевали; в прочие дни играли в petits jeux (игры (фр.)) или ужинали в том или другом шале или павильоне, что мне очень нравилось. И лето выдалось прекрасное.

К несчастию, брата моего Вильгельма, который очень веселился, укусила собака, принадлежавшая к своре Великого князя Михаила, последний тут же, на месте, ее застрелил, но тем не менее доктор Виллие из предосторожности прижег и вырезал брату ранку на ноге. Это было весьма неприятное происшествие. Когда брату стало лучше, его выносили в сад и даже в гостиную, а потом рана его и совсем зажила.