Быть рядом

– У меня была тяжелая ночь, – пояснил шеф. – После такого кофе – самое то.

– Так о чём вы хотели поговорить?

Белых отхлебнул кофе и ответил:

– О тебе, разумеется. Как самочувствие?

– Живой.

– Значит дело совсем плохо, – Игорь Олегович снова отпил кофе и продолжил. – Ты сказал, что уволился. Я правильно понимаю, что ты больше не хочешь у нас работать?

Я кивнул.

– Отлично. С чем это связано? Ты нашёл другую работу?

– Нет, я просто не хочу больше работать в Конторе.

Игорь Олегович ещё отпил из чашки и поёрзал немного на табурете, устраиваясь поудобнее.

– Вот что, давай по честному. Я приехал к тебе по одной простой причине – ты мой лучший сотрудник. Ты один можешь обрабатывать семь, а то десять клиентов одновременно. Ты сам знаешь, что это значит. Тем более при нашей вечной нехватке людей.

– Знаю, – буркнул я.

– Поэтому я не могу позволить себе потерять тебя. Соответственно, я хочу, чтобы ты остался.

– Нет. Я – не хочу.

Игорь Олегович глотнул кофе, аккуратно поставил чашку на стол и спросил:

– С чем это связано?

– Я обязан отвечать?

– Отнюдь. Мы же не в армии, всё-таки. Я так поинтересовался, – внезапно он наклонился и заглянул мне в глаза. – На случай, если ты хочешь мне что-то сказать.

Никогда ещё я не видел у шефа таких глаз. Они были похожи на пустыню – злую, пронзённую насквозь беспощадным солнцем. Но в тоже время где-то в глубине угадывался оазис. Где-то. В глубине.

Я сглотнул и отвёл взгляд. Ладони вспотели – меня неудержимо тянуло туда – в глубину, к оазису.

Игорь Олегович наклонился ещё немного и тихо, но очень весомо сказал:

– Говори. Я знаю, тебе есть, что мне сказать.

Я попытался отвести взгляд, но глаза шефа не отпускали:

– Говори, – повторил он. – Говори!

Неожиданно я осознал, что внутри меня бурлит и вскипает целое море слов и эмоций, которое сдерживает только хлипкая дамба страха непонимания.

Я сжался, пытаясь удержать это море в себе, но глаза шефа тянул в глубину. В оазис. И дамба рухнула.

– Игорь Олегович, я больше не могу! Одно и тоже каждый день – грязь, кровь, слёзы. А зачем, зачем это всё? Кому, чёрт возьми, это помогает? Что им станется от моей жалости, что они с ней делать будут? Умершие не воскреснут, заболевшие не поправятся, беда не уйдёт. Это бессмысленно, понимаете?! Это абсолютно бесполезно. Им же, бедолагам этим, нужна реальная помощь. Лекарства там, деньги, я даже не знаю что ещё. Но не жалость! Что они с ней могут сделать? На полочку поставить? Любоваться по вечерам и стирать пыль? Что проку от нашей работы, если у человека ничего не меняется?! Я несколько дней назад мальчишке помог – он упал на остановке и расквасил нос. Вот как есть – помог. Без кристалла этого дурацкого, без компьютера. Подошёл, блин, и помог. Делом! Простым осязаемым делом. Вот чем мы должны заниматься, понимаете? Оказывать реальную помощь. Конкретную. А от соплей наших меня уже блевать тянет.

Я вскочил и зашагал по кухне, рубя воздух ладонью:

– Вся наша работа – это миф! Иллюзия дела. Красивая картинка, которая позволяет вам, а мне позволяла раньше, прикидываться, что вы занимаетесь чем-то полезным. Чёрта с два! Ни хрена полезного в нашей работе нет. Ничегошеньки! Ни вот такой вот малюсенькой капельки пользы. Мы врём. Себе, им – всем! Наша Контора – такое пристанище для последних романтиков, которые себя в жизни не смогли найти и поэтому теперь занимаются всякой ерундой. Нет, хватит! Я уволился и не жалею об этом.

Я ещё что-то говорил, а Белых молчал, опёршись подбородком на сцепленные пальцы рук.

– Скажи, Вася, а ты в Бога веришь? – неожиданно спросил он.

– Чего?

– В Бога, говорю, веришь?

– Ну, это… меня крестили в детстве. В православие. А, собственно,…

– Я не о том, – перебил меня Игорь Олегович. – Половина Москвы – крещёные. А в церковь постоянно ходит полтора человека. Я спрашиваю именно про веру – ты в Бога веришь?

– Ну не знаю. Наверное, есть там что-то, что управляет нами.

– Так «наверное» или действительно – есть?

– Да не знаю я! Есть, нету – какая разница!.

– То-то и оно, – кивнул Игорь Олегович, – не чувствуешь.

Он потёр переносицу и продолжил:

– Знаешь, у меня есть друзья – они староверы. Так вот – они никогда не бывают одиноки. Я хочу сказать, что даже когда они одни – он или она, или их дети – они всё равно не одиноки. Понимаешь?

– Нет. А к чему вообще вы об этом говорите?

Игорь Олегович подошёл к окну и с минуту, хмуря брови, смотрел на поток машин. Не знаю почему, но я не мог поторопить его с ответом. Это было как-то неуместно.

– Не знаю, помнишь ты или нет, – наконец ответил шеф, – но у Высоцкого была в одной из песен такая строчка «Купола на Руси кроют золотом…». Знаешь, как он это объяснил?

Я мотнул головой.

Шеф понимающе кивнул:

– Строчка продолжается так: «Чтобы чаще Господь замечал». Вот – чтобы замечал чаще.

Игорь Олегович снова умолк. Потом повернулся ко мне и сказал: