Быть рядом

Владимир отвечал многословно, с обильными лирическими отступлениями. Временами брал гитару, показывал кусочки своих песен. Надо сказать, очень интересных песен. Эдакая помесь раннего Гребенщикова и позднего Леонидова, сдобренная истеричностью Ромы Зверя, помноженной на отвязность Хендрикса. Действительно, что-то было в его музыке, что-то необычное. Я бы сказал — не от мира сего. Может, зря я на парня окрысился? Просто натура у него сильно творческая, эгоцентричная, вот Лис и ведёт себя так.

Маша принесла кофе. Владимир поблагодарил, но опять вышло по-барски, словно официантке сказал. Я внутренне скривился, но продолжил интервью.

Свой неожиданный взлёт Лис прокомментировал коротко: «Фишка попёрла» и больше ничего не стал говорить на эту тему, как я не допытывался.

Правда, музыкант обмолвился, что раньше «до Маши» писал совсем другие песни, но «она стала моей музой».

В этом месте я едва не наехал, мол, что же тогда ты себя с ней так ведёшь?. Но сдержался. Всё-таки чужая семья — потёмки не меньше, чем чужая душа. Может, это он при посторонних стесняется проявлять тёплые чувства? Молодой ещё, не знает, как себя с любимой женщиной при мне держать. Короче, хоть и не сильно хочется, но понять можно.

Через полчаса мы закончили.

— Давайте договоримся так, — сказал я, собирая свои вещи, — я в расшифрую запись диктофона, приведу всё в божеский вид, потом, максимум через неделю, отправлю вам — на утверждение. А потом уже в печать. Договорились?

— Да, — сказал Владимир и взял гитару, — дорогу сами найдёте?

Начиная привыкать к его беспардонности, я только вздохнул, попрощался и вышел из студии.

В коридоре Маша протирала многочисленные фотографии Владимира в рамочках, висевшие по стенам. Из-за двери зазвучала музыка.

— Закончили? — солнечно улыбнулась женщина.

— Да.

— Может быть, пообедаете? — легко и совершенно искренне предложила она.

Мне очень захотелось остаться. Но это было неправильно, и я отказался. В качестве компенсации я оставил Маше свою визитку, в тайне надеясь, что у неё когда-нибудь найдётся ко мне какое-нибудь, пусть даже самое пустяковое, дело.

Я ещё немного потоптался в дверях, потом, сообразив, что выгляжу как подросток, который никак не может расстаться с девушкой, попрощался.

Дома я зашёл в свой живой журнал и написал: «Сегодня видел самую красивую женщину мира. Через что — счастлив исключительно».

И закрыл запись ото всех, включая друзей.

* * *

Несмотря на обещание сделать всё за неделю, я изготовил интервью за три дня. Стимул был сильнейший — я хотел опять увидеть Машу. А как это сделать без повода, я не придумал.

Я отправил получившийся текст Владимиру по электронной почте и почти тут же позвонил ему на домашний.

Трубку сняла Маша.

— Это Удальцович, — сказал я, поздоровавшись.

— Да, Егор, я узнала, — даже не видя её, я понял — она улыбнулась.

— Маша, я отправил Владимиру текст интервью. Вот, хочу убедиться, что всё дошло.

— Я сейчас проверю. Подождёте минутку?

— Конечно.

С минуту в трубке слышались шорохи и скрипы, потом раздался Машин голос:

— Да, всё дошло, спасибо.

Я в ответ тоже поблагодарил её и положил трубку. И выругался.

Чёрт! Я — журналист в третьем поколении! — не смог найти слов, чтобы ещё немного продлить общение с этой женщиной. Плохо, плохо, плохо!

Чтобы успокоится, я сделал крепкого чаю, щедро заправил его сахаром и уселся за компьютер, уныло разглядывая рыбок в мониторе.

Потом зашёл в живой журнал, нашёл сообщество психологов и начал писать сообщение: «Нужна консультация. Скажите пожалуйста, что делать, если мне нравится (очень сильно) женщина, живущая с другим мужчиной. Понимаю, что неправильно интересоваться ею, но никак не могу заставить себя забыть о ней. Что мне делать?».

Я перечитал запись, сделал большой глоток чаю, почесал затылок и закрыл окно браузера. Нет. Как-нибудь сам разберусь. Нечего полоскать Машу на весь интернет.

Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я принялся за другую статью.

* * *

Новый повод увидеться с Машей представился через два дня. Владимир утвердил текст, и у моего редактора тоже не было вопросов. Осталось только добавить фотографии. Конечно, можно было попросить, чтобы их прислали по электронной почте, но тогда не было бы повода.

Я позвонил Лису домой и снова попал на Машу. Она согласилась выделить мне несколько снимков («Володи сегодня не будет, но, я уверена, он не будет против»). Сказала, что я могу заехать за ними хоть сегодня.

Так я и сделал.

Дверь открыла Маша. Она почему-то была в тёмной бейсболке, натянутой почти до самых бровей. Я удивился, но виду не подал. И только потом, когда женщина посторонилась, пропуская меня в квартиру, увидел, что она постриглась почти под ноль.

— Разувайтесь и проходите, пожалуйста, на кухню, а я принесу фотографии, чтобы вы могли выбрать, — её голос звучал вроде бы как всегда, но что-то в нём было не то. Словно Маша болела ангиной.