Быть Руси под княгиней-христианкой

Микула отошёл от двери и приблизился к настежь открытому окну горницы. Расстегнул свой широкий пояс и положил его вместе с мечом на лавку. Принялся снимать кольчугу. Не понимая смысла действий воеводы, Лют с удивлением смотрел, как тот стянул с себя кольчугу, затем рубаху и, обнажённый по пояс, стал в поток солнечных лучей, льющихся через окно в горницу.

   — Смотри, князь, — промолвил он, поднимая руку.

В лучах солнца под мышкой у воеводы Лют увидел выжженное калёным железом тавро: длинный русский щит и скрещённые под ним два копья. Это был тайный знак, что накладывался на тело каждого друга-брата, посвятившегося в грозовую ночь на днепровской круче свою жизнь служению Руси и Перуну. Точно такой знак уже двадцать лет носил на своём теле и полоцкий князь.

   — Здрав будь, брат, — тихо сказал Лют. — Прости за обидные речи, что слышал от меня. Но так я говорил не с тобой, своим другом-братом, а с гонцом великой княгини, на верность которой ещё не клялся на своём мече. Отчего ты сразу не открылся мне?

   — Потому что до сегодняшнего дня я и был лишь посланцем великой княгини Ольги и её главного воеводы Ратибора. И только сегодня утром ко мне прискакал гонец о взятии Искоростеня, после чего единственной правительницей Руси Ольгу признали и те князья земель, которые доселе не сделали этого. Отныне она — законная и полноправная хозяйка земли Русской, и её слово — закон для воевод и дружины. Однако для нас с тобой, друже, ещё больший закон — приговор совета наших другов-братьев, и прискакавший гонец сообщил мне решение нового совета, состоявшегося после захвата Искоростеня.

   — Каково же оно?

   — Узнав о смуте в Древлянской земле, недруги Руси замыслили воспользоваться этим и поживиться за её счёт. И не стаи воронов, а тучи наших ворогов слетелись сейчас со всех сторон к русским рубежам. Совет велел нам, друже, не допустить, чтобы викинги ярла Эрика обнажили меч против Руси или какой иной супостат топтал Русскую землю. Вот чего требует от нас совет, вот о чём по велению воеводы Ярополка, который избран вместо погибшего князя Игоря нашим первым и старшим братом, я пришёл говорить с тобой.

   — Значит, вороги решили слететься на поживу к русским рубежам... — медленно проговорил Лют. — Что ж, пускай слетаются. Посмотрим, кто из них назад улетит.

Он шагнул к двери, ударом ноги распахнул её во всю ширь.

— Гридень! Вели принести нам с воеводой заморского вина и старого мёда! Наилучшего, что храню для самых дорогих гостей! И живо, нам некогда ждать!

Подворье перед княжеским теремом было полно народа. В бурлившей от нетерпения толпе можно было увидеть всех: полоцких горожан и ремесленников, смердов из окрестных весей, русских и варяжских дружинников, славянских и иноземных купцов с торжища. Вездесущая детвора облепила даже крыши соседних домов и ветви близрастущих деревьев.

На высоком крыльце терема сидел в кресле князь Лют, рядом с ним — ярл Эрик и воевода Микула. За ними теснилась группа знатных полочан и викингов. Перед крыльцом лицом к князю стояли хазарин Хозрой и Любава, слева от них восседали на резной деревянной скамье русские и варяжские жрецы. Толпа шумела, в ней всё чаше и чаще раздавались нетерпеливые, возбуждённые голоса. Князь Лют поднял руку, и на подворье сразу воцарилась тишина.

   — Заморский гость[170] и ты, русская дева, — обратился князь к Хозрою и Любаве, — я дал три дня, дабы вы смогли доказать правоту своих слов. Кто сделал это?

Ответом ему послужило молчание, и Лют глянул на Хозроя.

   — Что молвишь, купец?

   — Мои люди не были в лесу, светлый князь. Они могли бы подтвердить это даже при испытании огнём и железом. Но рабы до сих пор не вернулись ко мне. Я не знаю, где они и что с ними.

   — Кто ещё, кроме исчезнувших челядников, может очистить тебя от обвинений девы?

   — Никто, светлый князь. Я стар, одинок и немощен, а потому брошен даже собственными рабами. Кто ещё встанет на мою защиту? — Голос хазарина дрожал от волнения, на глазах появились слёзы. — Вся моя надежда только на твоё великодушие и доброту, храбрый и справедливый полоцкий князь.

   — А что молвишь ты, дева? — перевёл взгляд Лют на Любаву.

   — Челядники купца были в лесу, — громко и уверенно ответила девушка. — Их видела я и может узнать пёс, который защищал хозяина от убийц. Поэтому кто-то и хотел сжечь нас обоих, оттого и нет сейчас на судилище челядников купца.

   — Кто ещё, помимо бессловесного пса, подтвердит твои обвинения против купца? — спросил Лют.

   — Сам купец, — смело произнесла Любава. — Разве мнимое исчезновение его рабов не говорит о том, что он страшится показать их псу убитого дротта?

В толпе на подворье возник гомон. Но князь вновь поднял руку, и шум стих.

   — Купец и дева, никто из вас не убедил меня в своей правоте. Посему тяжбу между вами решит Божий суд. Я обещал его, и он свершится!

При этих словах сидевшие на скамье верховный жрец Перуна и главный дротт Одина встали. Варяг воздел руки к солнцу, славянин с силой ударил концом посоха в землю.

   — Божий суд! — одновременно воскликнули оба.