Вот ещё интересная подробность: в восточных землях Германии, именовавшихся прежде ГДР, мигранты почти не безобразничают, тамошние немцы при социализме сохранили прусский нрав и при случае могут навешать зарвавшимся гастарбайтерам от всего «херца». Сказалось и то обстоятельство, что наши воины в отличие от союзников не глумились над побеждёнными, не унижали, не выколачивали из них человеческое достоинство. Кстати, как следует из рассекреченных документов, в зонах оккупации Великобритании, США и Франции, присутствие которой среди стран-победительниц потрясло фельдмаршала Кейтеля, имело место запредельное число изнасилований немок. Долгое время это тщательно замалчивалось, наоборот, раздувался чёрный миф о сексуальном беспределе Красной армии, чего просто не могло быть хотя бы по причине лютости наших законов. Да и люди мы совсем другие.
Я служил срочную в ГСВГ и хорошо помню отношение к немцам. Если что и раздражало в «камрадах», то это их паническое непонимание, как это три «дупелька» шнапса можно слить в один стакан и залпом выпить. Тут просматривался явный коммуникативный сбой. Поэтому осмелюсь предположить, что вялое сопротивление западногерманских дам домогательствам озабоченных мигрантов связано с историческим опытом: привыкли к распущенности союзников. А мужики западногерманские, напомню, не взяли тогда в руки биты, а в знак солидарности с поруганными подругами надели платья и вышли на улицы. Если это не цивилизационное помешательство, то что тогда?
Но мы отвлеклись. Увы, попытка создания новой исторической общности на одной шестой части суши, выкрашенной на карте в оптимистический розовый цвет, не удалась. СССР развалился, как наполненная бочка, с которой сбили железные обручи. Об этом печальном событии мы уж не раз говорили. Но сейчас я хочу обратить внимание читателей на тот факт, что в многонациональных государствах накопление гуманитарной энергии развала происходит в стабильные, «тучные» и мирные годы, когда отдыхающее государство, как дремлющий кот, в полприщура смотрит на мышиную возню этнических мечтателей. На поверхность жажда самоопределения, межнациональная неуживчивость, региональная спесь, территориальные претензии выходят позже, когда ослабевает власть, страна переживает кризис, падает экономика, уровень жизни, рушится социум, а с ними преференции и льготы, которые небольшие народы всегда имеют как бонус за лояльность в любой цивилизованной империи.
Про нецивилизованные империи речи нет: из них бегут, как рабы с галер, при первой возможности. В критические моменты у этносов, даже процветавших в составе большой страны, включаются механизмы самосохранения, никто не хочет тонуть вместе с «Титаником», даже если у него каюта класса люкс, каковые имели в СССР Грузия и Прибалтийские республики. Почему русские, занимавшие просторный третий класс с койками в четыре яруса возле машинного отделения, не бросились спасать черпнувшее воды судно, я уже писал в этих заметках, ссылаясь на выводы выдающегося учёного В. Соловья. Ныне волнение мирового политического океана в рамках допустимого, танкер «Россия» неспешно, но уверенно идёт по курсу. Самое время тем, кто ныне у штурвала, задуматься…
Тысячелетний исторический опыт созидания и распада держав учит: почти каждый народ, даже самый немногочисленный, мечтает о независимости, подобно тому, как самая невзрачная кассирша грезит, что в их богом забытое отделение Сбербанка вдруг заглянет, «дыша духами и туманами», сам Герман Греф, влюбится в неё и, не сходя с места, женится. В личной жизни такое невозможно, а вот в геополитике редко, но случается. Иначе как объяснить, что тридцатимиллионный народ курдов до сих пор своего государства не имеет, а эстонцы и туркмены, которых в десять раз меньше, имеют. О Княжестве Монако я даже не говорю, это просто какая-то шутка Предвечного Крупье.
Но вот что любопытно, когда история, как правило, на обломках рухнувшей империи даёт шанс обретшему самостоятельность народу создать собственное государство, каждый лимитроф не прочь запереть в своих свежих границах несколько близлежащих племён, чьё точно такое же стремление к самоопределению вплоть до отделения воспринимается как злостный сепаратизм, достойный суровой кары. Не замечать эту двуликость этнического свободолюбия, очевидную при строительстве или демонтаже многонационального государства – то же самое, что мыть ноги в речке с пираньями.
Напомню, поляки, восставая против Российской империи, требовали не только национальной независимости, что отчасти справедливо, но и восстановления Речи Посполитой в границах XVIII века, куда входили бы и восточные Кресы – так они называли земли Киевской Руси, заселённые белорусами и украинцами, считавшимися тогда русскими. На меньшее повстанцы не соглашались – и очутились в Сибири. Кто же знал, что через полвека распад империй, подорванных мировой войной, подарит, к всеобщему удивлению, Польше независимость и единство. Помните, у Маяковского про польский паспорт: