Распространившееся тщеславие на богатую упряжь заставило царя Феодора ограничить ее: он указал, чтобы впредь с 1682 года бояре, окольничие и думные впрягали в кареты и сани по две лошади, в праздничные дни по четыре; для сговоров и свадеб в шесть лошадей. Стольникам, стряпчим и дворянам велено ездить летом верхом, а зимой на санях в одну лошадь. Кареты стоили весьма дорого, и потому в начале еще XVIII века они были очень редкие. В Петербурге находилась при Петре I одна наемная, которую употребляли для иностранцев; прочие ездили в одноколках или верхами. В половине XVIII столетия размножились кареты и коляски. Парадные кареты запрягались цугом в шесть и четыре лошади; впереди ехали вершники, одетые по-гусарски или по-казацки; иногда шли по бокам скороходы и гайдуки — последние были одеты по-гусарски или по-казацки и исполняли обязанность лакеев. Тогда же появились брички, дормезы, фаэтоны с кожаными фартуками и дрожки; — последний экипаж есть собственно русский и его иностранцы не знают
[367]. В конце XVIII века стали ездить при дворе на линейках, при коем они поныне остались в употреблении. Во внутренности России долго не знали ни колясок, ни карет, которые стали появляться там в конце XVIII века как диковинка. Между многими тому примерами это земля донских казаков. Там в первый раз появился тяжелый рыдван в половине XVII столетия при атамане Данииле Ефремове. Когда атаманша ездила в рыдване, тогда все жители Черкасска выбегали на улицу и кричали: „Сама едет!“ — У этой атаманши был зимний возок, расписанный яркими красками и обитый войлоком, цветной шелковой матернею и бархатом; дверцы были со стеклами и внутри стояла посредине жаровня [368].Русские повозки, сани и телеги служат доселе с пользою; но сани делаются ныне с изысканной роскошью в одной только России и именно в Петербурге. Ямские почтовые повозки славятся своей прочностью и удобством, а валдайские колокольчики серебристым звоном и крепостью. Упряжь наша отличается от европейской дугами и всей збруей; наш кучер правит с большой ловкостью и самодовольствием. Ямщики отличаются быстрой ездою; во время дороги они свистят, поют, прикрикивая на свою тройку: „Эй! Соколики мои“. — За границей, даже в царстве польском и Литве, впрягают лошадей цугом и без форейтора; один кучер правит и поминутно хлопает бичом, который несносно поражает непривычный слух. — В сани, которые испещряют разноцветной краскою, запрягают лошадей гуськом и привешивают на шею колокольчики, напоминающие своим трезвоном наших маймистов, называемых в простонародье чухонцами. — В Берлине даже щеголяют трезвоном.
Омнибусы и дилижансы заведены у нас в недавнее время для облегчения проезжающих из Петербурга в Москву и обратно, а внутри столицы для отправляющихся в летнее время на гулянье. Весьма жаль, что они не учреждены во всей России, и даже в нашей столице начали употреблять их для вседневной езды недавно, кажется не более трех лет тому назад. — В Париже разъезжают несколько тысяч ежедневно и за весьма умеренную цену. Из одного конца столицы в другой там можно проехать не более за 15 к. сер., и проезжающих всегда полный омнибус.
Коляски и кареты делаются у нас так хорошо, что они своей отделкой не уступают многим иностранным, и сверх того отличаются изысканностью до расточительности. — При Петре I находилась в Петербурге одна наемная карета, а теперь, по прошествии столетия, уже тысячи; колясок и дрожек еще более. Положением Петра I дозволено всем дворянам и с званием высокоблагородным, ездить в карете парой; превосходительным в четыре лошади с форейтором, а в шесть высшим придворным чинам. Императорский дом ездит в карете в четыре лошади с форейтором, а во время народных гуляний и торжественных выездов запрягают в шесть и восемь лошадей, и весь блистательный двор сопутствует ему в экипажах придворных. — Лакеи одеваются в красное платье, шитое золотом; сбруя лошадей ослепляет глаза сиянием.
Кроме дворянства никакое другое сословие не имеет права ездить в каретах и колясках. Высшее черное духовенство, начиная от епископов до митрополита, пользуется правом ездить четверней, а митрополиты шестерней. Их кучера и лакеи ходят без бород и одеваются в черное платье. — Городской голова в столице, один пользующийся правом являться ко двору в карете, может запрягать ее в четыре лошади. Прочее купечество и мещанство может разъезжать на дрожках и ездить в богатейших санях даже тройкой.