Да, это был истинный талант, который умел обнять не только службу, но и жизнь своего полка, и силою своего авторитета умел насадить везде и во всем чувство порядочности. Трудно подтянуть службу, когда существуют нелады в офицерском обществе, а устранить эти нелады можно только с большим умением и тактом: каждый неловкий шаг, раздражительность, презрительный тон в обращении, ошибочное замечание и прочее могут испортить дело; а главное — надо не чужим, а своим собственным глазом уметь найти центр неурядицы и, не торопясь, а наверняка, убедившись в зрелости своих наблюдений, действовать на него бесповоротно, как подобает твердому начальнику.
— Теперь, — сказал Б., — я перехожу к одному из важнейших и насущнейших вопросов, затронутому моим уважаемым однокашником, а именно к составу офицерского общества (уважаемый однокашник закашлялся и красивым жестом направил пальцы своей правой руки к кончикам усов). Впрочем, не утомил ли я ваше внимание, и то уж рассказана целая повесть, это совсем не обеденные речи. Кстати замечу: наверно, некоторые из вас видят в моем рассказе мистификацию сочинителя. Правда, в настоящее время невозможно найти полк, в котором были бы соединены все перечисленные мною недостатки.
Предположим, что я все это сочинил, то есть представил вам в типах не мир действительный, а мир возможный, общие положительные и отрицательные черты человеческого ума, сердца, знания, характера… Наши выводы и заключения нисколько от этого не меняются.
— Итак, я продолжаю, — сказал генерал, как бы спрашивая, желаем ли мы слушать.
Все присутствующие, кружок которых увеличивался в середине рассказа, находились под впечатлением интересной хроники и выразили желание слушать дальше. Оглянувшись по сторонам, мы заметили, что никто еще не уходил, несмотря на позднее время. Все сидели небольшими группами и большей частью вели серьезные разговоры; только в кружке молодежи, во главе с неистощимым юмористом-предводителем, до сих пор было веселое настроение; раненый туркестанец, за которым все ухаживали, сидел в центре этого кружка и, склонясь на костыль, изнемогал от смеха.
Два генерала с профессором сидели на прежних местах и о чем-то спорили вполголоса, что придавало таинственную важность их серьезному разговору. Старейший кадет, генерал А., в обыкновенное время суровый и недоступный, сидел в расстегнутом до половины сюртуке за стаканом остывшего чая и в чем-то горячо убеждал своих сравнительно молодых собеседников, положив товарищески свою старческую сухую руку на плечо одного из оппонентов. Запах отличнейшей сигары, которую умеют где-то разыскать и терпеливо выдержать одни только любители-старики, разносили из угла, занимаемого кружком генерала А.
Мы отпили ликеру, закурили папиросы и приготовились слушать своего интересного рассказчика.
— Да, господа, — продолжал генерал Б., — так я перехожу к самому интересному вопросу; вы затронули едва ли не самое важное место в нашем войсковом строе — офицерский состав. Для нас, да я думаю, что и для врагов наших, представляется несомненным фактом, что ни одна армия в мире не имеет такого чудного контингента солдат, как наша; но попробуйте отдать этих солдат в руки дурным офицерам, а, например, китайских — хорошим, и вы непременно увидите, что через несколько лет китайская армия будет вдесятеро лучше нашей. Я даже больше скажу: хороших солдат гораздо легче испортить, потому что они именно тем и хороши, что слепо идут за своим командиром. Итак, нечего распространяться о том, какой вред армии и своему отечеству наносит офицер, случайно, без всякого призвания заброшенный в армию только потому, что надо же где-нибудь пристроиться, чтобы сразу получить хоть маленькое жалованье. Откуда может явиться у такого офицера любовь к своей части, стремление к совершенствованию? Может ли он носить в своем сердце идеалы воинской доблести? А если этого нет, то остается только одно: забота о своем жизненном благополучии — аккуратное, но пустопорожнее отбывание шаблонной службы, приноровленное к привычкам и капризам начальства, и вечное стремление пристроиться куда-нибудь подальше от жертв, требуемых от воина отечеством. Служба прослужена, пенсия выслужена, — чего же больше надо такому человеку? Он с тем и шел на военную службу.
Конечно, бывают исключения: среда воспитывает людей и в зрелом возрасте, ко для этого нужно, чтобы она сама состояла из людей, отвечающих своему назначению, и не заполнялась людьми, нуждающимися в воспитании. Талантливые начальники (ах, как они нужны нашей армии!) увлекают за собой всех поголовно; масса захватывает и слабых духом и заставляет их делать свое дело. Наконец, бывает и так, что человек, поступая на службу, не чувствовал в себе военной жилки и вдруг нашел ее в глубине своей природы и стал полезным во всех отношениях офицером. Но все это, господа, случаи исключения, а мы берем общее положение.