Быт русской армии XVIII - начала XX века

Пока агенты торговались, неожиданно поступило сообщение, что в Смоленск из Вязьмы привезли большую партию шляп — целых 400 штук! — и вроде бы не слишком дорого, всего по 40 копеек. Агенты буквально кинулись в Смоленск, где скоро и была совершена сделка, когда с купцами, снизившими цену с 40 до 25 копеек за шляпу, ударили по рукам. А ведь через подобные «мытарства» приходилось переходить петровским военным администраторам почти при каждой заготовке формы.

Но ширилось, развивалось, крепло отечественное шляпное производство — в Москве еще в период Северной войны на полную мощность работал Шляпный двор. Однако государственное предприятие не скоро наполнило рынок доброкачественной продукцией, и полкам часто приходилось прибегать к «свободным» предпринимателям, пользуясь надежными средствами: покупкой и подрядом, и обычная цена шляпы была 20–25 копеек за штуку.

На протяжении века «конструкция» шляпы менялась незначительно: только поднимались поочередно поля — вначале одно, вернее, одна сторона его, потом три, а в 30-е годы передний угол шляпы настолько приподнялся, что осталось только два угла. Менялись обшивки по краям полей, кокарды, значки, кисти, но принципиальных изменений этот головной убор не претерпевал, и его всегда можно было отличить от картуза или бомбардирской шапки.

Картуз, или «карпус», как его называли солдаты, был введен в 1710 году, и его появление было обусловлено тем, что высококачественных шляп не хватало. Этот тип головного убора гораздо проще было изготовить, шился он обычно из сукон двух цветов, например красного «с опушкой васильковой», что соответствовало цвету кафтана и цвету обшлагов и воротников. Кроме простоты изготовления он нравился солдатам еще и тем, что в ненастную погоду можно было опустить на уши суконный клапан, обыкновенно поднимавшийся к тулье. Этот головной убор не сдувало ветром, а отсутствие полей не мешало воину прицеливаться. Как ни странно, просуществовал картуз недолго, и по мере налаживания шляпного производства его носили все меньше и меньше. В 30-е годы ношение картузов в армии совершенно не имело места. Срок службы для шляп и картузов был ограничен тремя годами.

Островерхая, совершенно оригинальная по форме шапка-гренадерка тоже имела отпущенный ей срок носки, но вот медная чеканная бляха, нашивавшаяся спереди, должна была отпарываться и пришиваться к новой основе до тех пор, пока, как гласил устав, «совсем изломается».

Обувью солдатам XVIII века служили сапоги и башмаки, смазные, чтобы не намокали, тупоносые, чтобы не стеснять стопу и пальцы, на толстой подошве и низком каблуке. Того и другого вида обуви полагалось по паре в год. В период Северной войны, в походах, чаще употреблялись сапоги, но в 30-е годы, когда в армии широко используются штиблеты, заменяющие голенище сапога, башмаки становятся наиболее «ходовой» обувью.

Уже в начале века сапоги и башмаки приобретались на армию двумя основными способами — покупкой в торговых рядах, непосредственно у ремесленников, которых немало было в Москве и в других больших и малых русских городах, или подрядом, когда приобретались сразу многотысячные партии обуви, но уже приходилось иметь дело не с самим производителем товара, а с посредником.

Подряду обычно предшествовал торг между желающими сделать на армию крупную поставку товара. Например, в 1731 году выставлялась заказчиком образцовая пара обуви с указанием предельной цены, зажигалась свеча, и до тех пор, пока она горела, продолжался своего рода аукцион между подрядчиками, где цена не повышалась, как при покупке, а, напротив, понижалась. Оброчному крестьянину Потапу Алексееву удалось тогда отстранить конкурентов, сбавив объявленную цену за пару сапог с 59 копеек до 56,5 копейки, чем и приобрел он для себя право на поставку большой партии обуви. Выгода была взаимной: и казны, и подрядчика.