Уверена, что Изя не называл свою маму „седенькой такой старушкой“. Изя все-таки не похож на работника конструкторского бюро, коллекционера анекдотов, рассказываемых в излюбленной ими манере: под Зощенко.
Мне кажется, чем короче такие истории, тем они лучше.
Простите, Вольдемар, за крисисизьм.
Лена читала эти воспоминания? Она все в них одобрила?
Только не обижайтесь на меня. Я ведь по-дружески, как вы и хотели, отметила мелкие несообразности.
Обнимаю, Лена».
Вольдемар Соловьев — Лене Довлатовой.
«Лена, на что мне обижаться? Наоборот, очень-очень вам благодарен. Это же не мои истории — за свои я отвечаю. Но довлатовские мифологизмы важны, чтобы сделать паузу в серьезном и драматическом драйве книги.
Все поправки, Лена, будут учтены — я для того вам и посылаю эти мемуаризмы, чтобы вы их откорректировали. Может быть, иногда стоит дать сплетню-легенду, а потом вашу поправку, чтобы оттенить легендарность Сережиной личности. Превращение человека в миф — процесс, который заслуживает если не анализа, то демонстрации. Это все, за редкими исключениями, доброжелательное мифотворчество — в отличие от поклепов завистливо-стукаческого жанра Ефимова или ревнивых вымыслов Попова.
То есть — опять-таки со ссылкой на Сережу — „вредный стук“. А то, что я посылаю вам, — безвредные, уважительные, дружеские всплески, выдавливаемые мною из вспоминальщиков.
Если не будете сопротивляться, буду и дальше проверять у вас некоторые детали.
Ваш ВС».
Вот отвергнутая Леной история, которую я все-таки приведу — не цензурировать же мне Сережу!
Все, наверное, думают, что мы сидим с Леной на кухне и ведем интеллектуальные беседы, обсуждая раннюю философию Бердяева. А у нас разговоры протекают примерно так (изображая раздражение):
— Ну я же тебе сказал купить «Тропикану», вот бля…
Множество историй связано с престарелым Андреем Седых, когда-то литературным секретарем Бунина, сопровождавшим его в Стокгольм за Нобелевской премией, а потом редактором «Нового русского слова», где работала Лена Довлатова, но вынуждена была уйти после того, как Сережа стал редактором конкурирующего «Нового американца». Среди Сережиных подколов редактору «Нового русского слова» был такой:
— Ты уже Седых и Старых, будь же Умных наконец!
Борьба дошла до точки кипения, когда Андрей Седых печатно обозвал Довлатова «вертухаем», а Сережа в отместку назвал свою таксу Яковом Моисеевичем (настоящее имя Андрея Седых). Однажды в этот конфликт подзалетела сотрудник «НРС» Светлана Шапиро, которая винила во всем Довлатова: тот избрал именно ее «горевестником» для передачи Седых одного неприятного ему материала. Это было на следующий день после панихиды по отцу Светы, на которую Сережа не пришел по «уважительной» причине: «Стоять рядом с этой жабой Седыхом!» Тот действительно походил на жабу — не в бровь, а в глаз! Подробности опускаю, но это была еще одна причина для растущей неприязни Светланы к Довлатову.