– Вы что, совсем не ложились? – Снейп выглядел старше и уязвимее обычного. Гарри сверился с часами – в это время в башне Гриффиндора отправлялись по спальням даже заядлые весельчаки.
Снейп вяло махнул рукой.
– Это не ваше дело, – казалось, он игнорировал желание натянуть одеяло до подбородка, закрыть глаза и не открывать до самой победы над Волдемортом. – С каких пор вас волнует мое здоровье?
– С тех самых, когда от этого стала зависеть ваша способность концентрироваться на происходящем, – правому боку отчего-то было жарче, чем левому, и Гарри пожалел, что заснул, не снимая мантии.
Снейп принял мученический вид.
– Советую изливать свою жалость на более подходящие обьекты – берите пример хоть с Грейнджер, чье имя среди облагодетельствованных эльфов стало нарицательным.
– Гермиона считала, что поступает правильно.
– И наворотила таких дел, что так называемым угнетателям и не снилось. Идея свободолюбия не котируется в среде домовиков, рабское сознание у них формировалась веками и усилиями одной – даже очень честолюбивой и высоконравственной ведьмы, нельзя заставить их перестать повиноваться хозяевам. Это сражение с ветряными мельницами – заведомо проигрышное.
– Есть ведь и эльфы вроде Добби, – спорить было интересно. Снейп не орал, брызгая слюной, не насмехался, а спокойно и аргументированно доказывал свою точку зрения. Жаль, что для этого он должен был валиться с ног от усталости.
– Уникальные уродцы. Изгои в своем закрытом обществе, где чтят традиции.
Гарри хотел вставить замечание о том, что, у Снейпа, очевидно, большой опыт в этом вопросе, но слова, готовые сорваться с губ, застряли где-то в горле. Это революционерство и лозунги – о том, что магический мир не должен принадлежать только чистокровным, представлялись удручающе бессмысленными, если задуматься о их реальном эффекте. Зажигательные монологи не выиграли ни одной стычки с Пожирателями, злая искренность и вера в правоту пропагандируемого грядущего равенства, независимо от происхождения, были пустым звуком. Никогда оборотень Римус Люпин не встанет на одну ступень с Рудольфусом Лестрейнджем, чей чародейский род ведет начало от Основателей.
Бок пекло так, словно пара чертей ткнуло туда вилами, и Гарри залез в карман мантии, старась вспомнить, что из богатейшего ассортимента магазина «УУУ» он положил туда. Близнецы щедро предложили ему протестировать новую продукцию – но он уверен был, что избавился от всех образцов. Зачарованная монета обжигала пальцы, и Гарри уронил ее на покрывало. Снейп повернулся на шум.
– Что случилось, Поттер?
– Кто-то выставил время нового собрания, – Гарри повернул галеон к свету, – это неудачная шутка, наверное.
Снейп коснулся галеона волшебной палочкой.
– Ответьте мне только на один вопрос, Поттер. У Грейнджер была такая же монета, когда ее похитили?..
***
– Тебе что-то нужно? – Люпин, крутящий ручку шипящего радио, не обернулся, но Гарри не сомневался, что он прекрасно знает, кто пришел. Волчий слух и чутье оборотня не ошибаются.
– Мы получили сообщение от Гермионы. То есть, наверное, от нее, – он рассказал о протеевых чарах и о полученной записке, обращаясь к тонкой, с резко выступающими позвонками, спине. Когда дошел до предположений о мотивах Лестрейнджа, Люпин оставил радио в покое.
– И как скоро вы должны ее встретить? – глаза его мерцали золотом.
– В шесть утра.
– Как раз во время эфира, – Люпин задумался. – Мне нужно уведомить Орден.
– Снейп не хочет, чтобы они вмешивались – думает, что они могут поступить… необдуманно, если Лестрейндж захочет сдаться.
– Убьют его, – спокойно кивнул Люпин. – И Северусу нужна моя помощь, потому что без поддержки идти на место встречи неразумно, – он прищелкнул пальцами. – В три я передам вахту Уильямсу, до этого нужно записать речь, которую «Дозор» будет транслировать. Умеешь пользоваться диктофеном?
– Диктофоном, – поправил Гарри. – Не умею, но разберусь.
Взгляд блуждал по разбросанным на ковре вышитым подушкам, и красно-синему одеялу на разложенном диване – Римус, видимо, собирался лечь спать после окончания дежурства. Было неловко признавать свою вину, но Гарри собрался с духом и скороговоркой пробормотал, отчаянно надеясь, что из этой тарабарщины не удастся вычленить ни слова:
– ПростичтояничемтебенепомогалРимус.
Люпин часто и быстро заморгал.
– Не уверен, что понял тебя, – заметил он. – Ты помог мне тем, что оставался в защищенном месте – о большем я и просить бы не осмелился.
– Я бросил тебя после смерти Сириуса, – ну вот, он это сказал. Теперь Люпин вздохнет, безрадостно улыбнется и переведет разговор на другую тему – он, имеющий обостренное чувство справедливости, принимал несовершенство окружающих, оправдывая его обстоятельствами, а первопричину неправильных поступков других искал прежде всего в своем поведении.