Быть собой

Впрочем, вопрос этот был чисто риторическим, как сказал бы не в меру болтливый Димарох. Трегоран и так знал ответ на него. Его родину не минула чаша сия. Детали он помнил плохо, кое-что удалось узнать от других рабов из Тимберии, кое-что, по разговорам с Маркацием. Последний правитель Тимберии зашел на престол по праву, вот только его младший брат считал иначе, а потому в первый же год после смерти отца, объявил родной крови войну. Он проиграл и должен был умереть, но старший брат оказался милостив, возможно, излишне. Он простил родича и даже оставил того при дворе, хотя прежней любви к изменнику уже не питал.

А может, и не в любви было дело, а в знатных родах, стоящих за младшим братом, с мнением которых приходилось считаться? Этого Трегоран уже не ведал. Зато наверняка он знал то — это говорил еще отец — что младший брат ни на миг не забывал о троне и постоянно ставил палки в колеса старшему. Вечно прекословил ему, противоречил, хотя на жизнь больше не покушался. До поры, до времени.

И вот стала нарастать угроза со стороны империи. Богоравный Анаториан простёр жадные длани на тучные поля Тимберии. Он счел, что Фару пригодится зерно и оливы, и по своей привычке решил не купить, а взять силой.

И именно в этот момент младший решил, что настал его час. Заговорщики подкараулили правителя, и убили того, а младший брат лично нанес решающий удар. Правда, ему это не помогло — подоспевшие гвардейцы из верных нашинковали всех и каждого, кого застали над трупом горячо любимого правителя, а так как детей у младшего брата не было, то его род прервался, и заговорщики остались ни с чем, но дело было сделано. Да, все семьи присягнули сыну убитого владыки, но что значат слова?

И потому, когда фарийская армия подступила к стенам столицы, предварительно разбив неполную армию Тимберии, множество благородных дворян не откликнулись на зов, надеясь отсидеться в своих городах, либо же откупиться от фарийцев. Не получилось ни того, ни другого, и вереницы рабов отправились через море к своему новому дому.

Трегоран вздохнул, стряхивая с себя оцепенение. Он витал в облаках лишь несколько мгновений, однако за это время многое успело перемениться. В зале совета материализовались мужчины в доспехах и при оружии. Суровые, покрытые шрамами, внушительные.

— Достопочтенные послы, прошу вас покинуть Батерию, нам больше не о чем говорить, — со вздохом проговорил Нартиах.

Послы не возражали, едва ли не бегом уйдя из зала. Когда двери за ними закрылись, архонт покачал головой, с трудом скрывая усталость и гнев.

— С этим все. Воевать будем сами, а потому переходим к главному вопросу, — произнес архонт. — Кого из горожан назначить диктатором.

— Тут нечего и думать! — рявкнул один из воинов. — Защиту Батерии следует поручить Атреонокху. Нет воина смелее, полководца — умелее, а гражданина честнее, чем он.

Собрание одобрительно загудело, Трегоран краем глаза заметил досаду, отразившуюся на лице учителя, и снова понял все без слов. Слишком доблестный и опытный воин представлял смертельную угрозу для первого человека в городе, а точнее — для его положения и власти. И сейчас архонту крайне не хотелось давать в руки подобному человеку полную власть. Ведь если тот усмирит непобедимые имперские легионы, то затем может с легкостью стать тираном. Примеров подобного история знала десятки, взять хотя бы того же богоравного Анаториана. Что с того, что он полубог? Это лишь облегчило работу и сэкономило время.

С другой стороны, легионы надлежало остановить, а посредственность для этого не сгодится. И начался яростный спор. Трегоран, равно как и другие слушатели, допущенные в зал совета, внимательнейшим образом вникали в распрю гражданской и военной элит. Велась та не в пример дипломатичнее, чем диалог с послами. Нартиах стремился доказать, что Атреонокх — не самый лучший выбор для обороны столь большого города, как Батерия, что он не справится, потому что весьма молод и что есть куда более опытные, убеленные сединами кандидаты. При этом каждый раз назывался кто-либо из лично зависимых от него горожан. Противники, естественно, отметали все его доводы с ходу, но делали это неимоверно тактично и осторожно, чтобы ни на мгновение не показаться грубыми.

Трегоран внимательно переводил взгляд с лица на лицо, и у него крепла уверенность в том, что учителю и его сторонникам придется уступить. Слишком уж многие поддерживали Атреонокха.

Наконец, решение было принято, и архонт с величайшей неохотой согласился назначить достойного горожанина и гражданина Атреонокха диктатором на срок в один год.

После этого наступил перерыв и Трегоран пошел домой — ему не терпелось донести вести до Димароха и Итриады. Он нашел товарищей во дворе — те ждали возвращения тимберца и в их взглядах читался немой вопрос.

— Димарох, — позвал его Трегоран, — у меня есть вопрос к тебе.

— Да, друг мой, о чем ты хотел спросить?

— Допустим, диктатором Батерии на время войны назначили Атреонокха, что это значит для нас?

Актер тотчас же повеселел, однако серьезности в его взгляде не убавилось.