Быть собой

Трегоран хмыкнул и кивнул. Он думал, что Маркаций скажет что-нибудь, но тот промолчал, не желая, видимо, продолжать разговор на неприятную тему.

— Скажите, почему вы не читали заклинаний? — неожиданно для себя спросил юноша.

В ответ ему донесся тихий смешок.

— Наконец-то. Я уж думал, что не дождусь этого. Первая твоя правильная мысль за сегодня, мальчик.

Он толкнул дверь, ведущую в библиотеку, и вошел первым, Трегоран — вслед за ним.

Со вчерашнего дня здесь почти ничего не изменилось, добавился только большой стол с едой.

— Угощайся, — широким жестом предложил Маркаций, а я расскажу.

Голодного юношу не пришлось упрашивать дважды, он стрелой метнулся к столу и едва не набросился на пищу, точно зверь, но в последний момент вспомнил о манерах. Негоже демонстрировать фарийцу слабость. Он и так делал это чаще, чем следовало. Поэтому юноша аккуратно сел и взял с подноса большой кусок сыра.

Маркаций снова усмехнулся, и присел напротив.

— Ты делаешь успехи. Быть может, я смогу вытащить из тебя то, что мои нерадивые соотечественники столь усердно вбивали все последние годы, — загадочно улыбаясь, произнес он. — Но вернемся к вопросу о том, как можно творить чары, не произнеся при этом ни слова. А ты сам что думаешь?

Трегоран, набивший рот, ответил что-то нечленораздельное, непонятное даже ему самому, и густо покраснел.

— Не обращай внимания, — улыбнулся Маркаций. — Это был риторический вопрос. Я слишком привык выступать перед публикой, чтобы избавиться от подобных фраз. Начнем с основ.

Он вскочил с кресла и зашагал по библиотеке, рассказывая на ходу.

— В каждом человеке горит искра жизни, философы еще называют ее душой, жрецы — божественным даром, но это лишь вопрос терминологии. Важно другое. В некоторых, в избранных, — на этом слове он сделал ударение, — искра пылает, точно костер. Естественно, разгорается она не сразу, а потому нельзя, взглянув на младенца, понять, будет он магом, или же нет. Да что младенцы, по обычному взрослому нельзя ничего сказать до того момента, как тот сотворит свою первую волшбу! Но и после этого нелегко определить силу и потенциал новичка.

Маг резко остановился и обернулся к юноше.

— Ты меня понимаешь?

Трегоран, занятый пережевыванием куска мяса, кивнул. В целом, он действительно понимал слегка витиеватые слова своего странного хозяина.

— Отлично, а теперь слушай внимательно, потому что мы подобрались к сути твоего вопроса. Итак, те, в ком горит Пламя Духа, — и эти слова сенатор выделил, — как мы это называем, способны творить чары. Чем больше практики, тем сильнее Пламя. Оно будет разгораться и разгораться, остановившись лишь в тот момент, когда чародей дойдет до предела своих возможностей. Однако это не значит, что магия, прости уж за вульгарность, будет лезть у одаренного изо всех дыр. Чародейство, — он вытянул вперед руку и на ней расцвел огненный цветок, — это сложное и смертельно опасное искусство. Даже у лучших из преподавателей гибнет каждый третий ученик.

Он сжал руку, и цветок рассыпался мириадами искр.

— Магия опасна, но она позволяет подчинить себе силы природы. Слова, сковывающие и направляющие стихию, и печати, высвобождающие ее. Вот что являет собой суть чар. Заткни чародею рот, переломай пальцы — и он не сделает ничего! — Тут Маркаций хитро усмехнулся. — Так думают глупцы. У мага всегда будет самое главное — Пламя, неугасимо пылающее в его груди!

— Но как можно колдовать, — не выдержал Трегоран, захваченный повествованием, — если нельзя выкрикнуть слова?

— Нельзя вслух, — поправил его Маркаций. — Разве кто-нибудь запретил тебе воспроизводить весь ритуал в памяти?

Юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул его.

«В памяти? А я-то лишь хотел лучше запомнить заклинания, не подозревая, о чем прошу на самом деле…»

— Именно так, молодой человек, — угадал его мысли фариец. — Чародей зазубривает заклинание до того состояния, когда, закрыв глаза, сможет воссоздать в памяти каждую мелочь, каждую — я подчеркиваю это слово — деталь. Ибо в магии нет незначительной ерунды. Понимаешь ли ты теперь, что в действительности попросил у древнего и злого бога?

Трегоран кивнул.

А Маркаций, меж тем, усмехнувшись, положил на стол большой фолиант, обернутый в кожу и медь.

— Ну, а раз понял, начнем учиться, — радостно блеснув глазами, проговорил фариец.

* * *

Маркаций занимался с Трегораном до самого вечера. Чародей оказался бесподобным наставником: терпеливым и мудрым, не жалеющим ни времени, ни сил для того, чтобы вдолбить в юношу знания предков. Впрочем, Трегоран оказался столь же способным учеником, впитывающим новое, точно губка воду. И тут дело было не только в даре бога Хаоса, молодой человек сам по себе отличался любознательностью и желанием учиться, а потому, они с патрицием быстро нашли общий язык.

Передышку сделали лишь тогда, когда на столе догорела четвертая свеча, а яркий солнечный свет в окнах сменился мягким багрянцем заката.

— Пожалуй, нам пора подкрепиться, — объявил Маркаций, потягиваясь так, что хрустнули позвонки. — Для первого дня более чем достаточно. Как ты считаешь, ученик?