Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

Но женщине очень трудно принять решение не иметь детей: общество с откровенной враждебностью реагирует на высказывания типа «Мой выбор – не иметь детей» или «Честно говоря, все это вызывает у меня отторжение». Мы называем таких женщин эгоистичными. В слове «бездетная» отчетливо слышится негативный подтекст, оттенки смысла, выражающие отсутствие и потерю. Женщины, не ставшие матерями, представляются нам поджарыми одинокими волками, которые рыщут и рыщут вокруг и так же опасны, как мальчики-подростки и мужчины. Мы внушаем женщинам, что история их жизни закончится в районе 30 лет, если они не «делают то, что должно» и не заводят детей.

Мужчины и женщины в равной мере погрязли в застарелом предубеждении, что женщина без детей так или иначе неполноценна. И питает это предубеждение не та самоочевидная «природная данность», что все живое предположительно должно воспроизводить себя и что ваша функция на земле – продолжить существование своей ДНК, но нечто более коварное и унизительное. Подразумевается, что женщина сама остается ребенком, пока не заведет собственных детей, что она может достичь статуса «зрелости», только произведя на свет кого-то более молодого. Что некоторые жизненные уроки может дать только материнство, причем уроки эти настолько уникальны, что любая другая попытка постижения этой мудрости и самореализации заведомо обречена на неудачу.

В принципе, я двумя руками за любую высокую оценку женского труда. Но в этом случае – позвольте! Убеждение, будто материнство – абсолютно необходимое преобразующее личность событие, которое совершенно ничто не может заменить, – это настоящий геморрой для женщин.

В частности, предполагается, что женщина может стать влиятельной общественной фигурой только в том случае, если у нее есть дети. Почему в Великобритании так культивируется образ «успешной молодой мамочки» или в США – «мамы-гризли» Сары Пэйлин? [39]Я подозреваю, это связано с тем, что женщины перестают себя ценить, когда начинается их реальноестарение: предполагается, что пик респектабельности и мудрости женщины приходится на те годы, когда она еще сохраняет способность рожать детей, заботиться о семье и в то же время успешно работать. Как только вам стукнет 55 лет, вас увольняют из ВВС и язвят по поводу ваших морщин. Вам отказано в старости, исполненной славы и выдающихся достижений, – как у Блейка Кэррингтона, но в женском варианте, – такой старости, которую вы могли бы ждать с оптимизмом. Расцвет вашейсоциальной значимости ограничивается временем репродуктивности. От неизбывного сексизма – и глупости – этого представления у меня перехватывает дыхание.

Обязывать всех женщин заводить детей по меньшей мере неразумно! Задумайтесь на минутку о положении дел в мире: младенцев и так уже рождается предостаточно, и нашей планете совершенно не нужно, чтобы все мы производили еще детей. Особенно детей в развитых странах, свирепо потребляющих нефть, лес, воду и бесконечно производящих выбросы углекислого газа и свалки. Младенцы из этих стран пожирают планету, как термиты. Если бы мы только задумались о реальных последствиях деторождения в западных странах, то бросались бы к дамам на улицах с криками: « Ради всего святого! Закупорьте дырку между ног! Хватит вливать в себя сперму!»

Будь мы в состоянии удержать эту мысль в сознании более десяти секунд, женщин навсегда перестали бы уязвлять этим идиотским «Так когда вы собираетесь произвести на свет еще одного человека?».

Ребенок не только приносит в мир полный набор проблем, порождаемых человечеством. Он также отнимает у мира полезного человека. Как минимум одного. Часто двух. Если у вас есть маленькие дети, вы годамибесполезны для дела борьбы за революционное переустройство и справедливость. Пока у меня не было детей, я, возможно, много болталась без дела, но была в курсе политических событий, вовсю подписывала петиции и боролась за утилизацию всех отходов, кроме батареек. Мне было дело буквально до всего, от компостной кучи до общественного транспорта. У меня не было ни счета в Barclays Bank, ни готовой к употреблению кенийской фасоли в холодильнике, что не мешало мне платить профсоюзные взносы и делать благотворительные пожертвования. Я регулярно звонила маме.

Через шесть недель маеты с коликами у новорожденной дочери я бы с радостью пристрелила последнюю панду в мире, если бы это помогло ребенку плакать на 60 секунд меньше. Мы заменили такие замечательно экологичные махровые пеленки («Если не мы будем пользоваться махровыми пеленками, то кто же!») на одноразовые памперсы. Мы жили на полуфабрикатах. Мы напрочь перестали сортировать отходы, кухня погрузилась в хаос. Профсоюзные взносы и пожертвования были забыты – нам нужны были деньги на памперсы. Если бы моя мать умерла, мне бы и дела не было – да я бы об этом, наверное, не узнала.