Быть

Лестница привела в обширное помещение с камен­ным полом. В одной его части стоял длинный стол с множеством сквозных отверстий разной величины. В некото­рые из них были вставлены кривые металлические трубки, едким концом подсоединенные к различного рода стоя­щим на полу сосудам, а другим – выходящие в некое подобие камина, вделанного в стену на уровне груди чело­века среднего роста. Это зрелище дополняли сложные приспособления для удерживания предметов на весу, кипы пергамента и широкие, массивные свечи с толстыми фити­лями, по-видимому, используемые в качестве миниатюрно­го источника сильного тепла.

Большую часть другой половины помещения за­нимал тройной концентрический круг, расстояние меж­ду частями которого было покрыто четкими знаками, нанесенными углем.

Перед большим кругом был изображен меньший, в котором среди свечей стояла колба с зеленоватой жидкостью. Справа, в трех локтях от основного круга, сквозь дымовую завесу ароматических курений проступал алтарь. Над ним висело распятие, с четырех сторон окруженное письменами на выбеленной стене.

Все это было магической лабораторией второй половины тринадцатого века.

– Оставь меня, Фома. Я хочу побыть один.

– Но, Учитель, я думаю…

– Прошу тебя.

Вздохнув, Фома Аквинский толкнул протяжно заскрипевшую деревянную дверь и исчез в проеме стены.

Оставшись наедине с самим собой, Альберт Больштедский, тот, кого называли великим в магии, еще более великим в философии и величайшим в теологии, некоторое время стоял, пытаясь совладать с гнетущей его тяжестью. Затем, словно в приступе внезапной слабости, бросился перед алтарем на колени. Сердце его разрывалось от муки.

– Omnipotenti Dominus![149]

Долго я шел путем Твоим, многие совратились и блуждали во тьме, – я вытерпел все. Я вступил в орден Доминика, меня, меня… называли «псом Господним» – я пошел на это, Господи, чтобы найти Корень, донести завет Твой… Всю жизнь я искал Корень Истины, я презрел богатство, славу, возобладал над страстью, на Твой алтарь я принес сердце свое, неужели все это – тщетно? Мне угрожает костер, и пепел труда моего развеется, смешавшись с моим пеплом. Так ли при­дется покидать мне этот мир скорби, чтобы снова родиться в мучениях для завершения начатого? Не позволь, не допусти!

Коленопреклоненная фигура застыла в молитве, а перед внутренним зрением Альберта Великого поплыли образы.

…Вот он, молодой монах, принимает из рук муд­реца глиняную табличку, привезенную торговцами из далекого Египта. Его не пугает клинопись, смысл ее становится ясен при взгляде на таинственную фигуру, выдавленную на другой стороне.

– Знать, сметь, хотеть, молчать! – шепчет моло­дой посвященный, склонившись над драгоценным предметом.

Вот бессонные ночи; десятки, сотни оплывших свечей. Текст Священного Писания, озаренный вспыш­кой мгновенного откровения; символы, их значения; растущая гора книг, тщательно скрываемых от посто­ронних глаз. Он пишет, пальцы немеют и выпускают перо, но проясняется смысл древнееврейского письма. Иероглифы выстраиваются в стройную систему, запол­няют собой схемы и таблицы, находят свое соответ­ствие. Приходит мудрость.

Ему открывается посвящение жреца Хозарсифа, ко­торый позже станет Моисеем и вождем Израиля. Он видит, как рождается Каббала – преемница египетских мистерий, как передаются – в тайне и молчании – ее истины. Вот Иерофант каббалистического ордена Иессеев беседует… нет, он не ошибся, с молодым Назарянином!

С истлевших страниц, из вороха старых книг до­носится до него голос старца:

– Ты превзошел всех нас мудростью, Иисус, твой разум вобрал в себя всю Истину и все Учение, ты постиг Знание древних – ступай, нет над тобой челове­ческой власти!..

Годы, долгие годы он искал. Искал начало всех начал, Magister Magisterium – Учителя Учителей, Ко­рень Истины. И вот настал день, когда Альберт Великий оторвался от рукописей и поднял голову. Лучи восходящего Солнца заливали комнату и золотили его растре­павшиеся, с проседью волосы. Исчезли противоречия, все религии встали из пепла невежества, полные перво­начального сияния. Изида и Мария протянули друг к другу руки. Он нашел Корень. И тогда с губ его сорва­лись слова:

– Изида, мать всех наук, ты – Корень Истины!

То был час радости. Он нашел Истину, и она на­полнила его душу спокойствием и твердостью. Но потом настал час скорби.

В его сознании уже зрела великая реформа, он видел Землю без религиозной розни, народ – просве­щенным, церковь – обновленной. Погаснут костры, исчезнут с лица Земли религиозные войны, уйдет на покой орден Доминика…

Этими мыслями Альберт Великий и поделился со своим ближайшим другом, Епископом, человеком боль­шой и благородной души.