Бытие. Краткий путеводитель

И уж тем более национализм, шовинизм, религиозные конфессиональные предрассудки хоть в форме нацистской теории превосходства арийской расы, хоть в форме популярного нынче на Руси лозунга «Россия для русских», хоть в форме призыва к джихаду просто противоестественны и противны человечеству.

Отсюда вполне логичный вывод: по мере развития средств коммуникаций будет неизбежно ускоряться процесс глобализации и обретения утраченного единства. Возможно, вместе с единством мы обретем шанс на выживание пред лицом возможных природных и космических катастроф.

В общем, если все наши языковые, национальные, религиозные различия все же – наказание, то кровь, которую человечество пролило по причине этих различий, я думаю, уже искупила наш грех. Тем более, что и грех-то был весьма сомнительный.

Глобализация и новое мышление

Глобализация как будущее – неизбежна, однако футурологи рисуют картину будущего в основном в мрачных тонах. Не стоит делать из этого вывод, что грядущее безвариантно. На самом деле у предсказаний конкретная функция – формулировка предостережений, которые должны стать руководством к действиям, предотвращающим негативные сценарии развития. Футурология есть элемент «инстинктивной» корректировки видового выживания.

Сценарий такого корректирующего прогноза (пророчества) известен от древних времен и предельно прост: есть некое действие (грех), которое несет угрозу отношениям с Высшими Силами и оно вызывает воздаяние в виде библейского потопа, огненного дождя и пр. кар небесных.

В современных футурологических прогнозах произошла качественная смена описания механизма действия подобного наказующего воздаяния. Для него уже не требуется привлекать Всевышнего. Человек все больше понимает, что в его руках сосредоточены силы, которые сами по себе могут стать исполнительным механизмом апокалипсических сценариев. Само обладание этой силой становится «грехом», источником угрозы выживания человека как вида.

На пути от копьеметалки до изощренного оружия массового поражения мы перешагнули рубеж, за которым глобальные технологические изменения уже не только не повышают видовую устойчивость человека, но несут непосредственную угрозу его существованию. При этом господствующие ныне морально-этические и религиозные системы, которые претендуют на всеспасительность, лишь еще более усугубляют разъединение человечества на враждующие лагеря.

Такая перемена вызывает неизбежное ощущение глобального кризиса, тревоги за свое будущее, страха, перед самим собой. Мы все более живем в ощущениях надвигающейся катастрофы.

И все же не стоит придавать этому переживанию характер эсхатологического предчувствия. История дает все же больше оснований для оптимизма, чем для истерического мировосприятия, драматизирующего кризисные моменты нашей цивилизации. Есть надежда, что и сейчас инстинкт самосохранения преодолеет предубеждения и даст возможность выработать оптимальный образ поведения.

Дилемма, перед которой сегодня оказалось человечество, проста: либо мы выработаем новые подходы к глобальному взаимодействию, усвоим начала нового политического мышления, либо начнется глобальное столкновение цивилизаций, которое снизит технологический потенциал человечества до безопасного уровня. Второй вариант означает разрушение и реструктуризацию существующих экономических и технических ресурсов, сопровождаемые массовой гибелью людей и технологической деградацией.

Каковы же вообще ключевые составляющие политического мышления, операнты [13] политической риторики и логики, которыми руководствуются политики в объяснении своих действий и в самих действиях? Их не так уж много: национальный интерес, общественное благо, суверенитет, безопасность, ресурсы, толерантность. Сегодня мы становимся свидетелями существенных трансформаций этих понятий.

Национальный интерес

Мы до сих пор склонны считать справедливым все, что отвечает собственным национальным интересам. При этом интересы других, естественно, считаются вторичными и если есть возможность, – ими «справедливо» пренебречь.

Порочность такого подхода становится все более ощутимой по мере усиления мирового разделения труда и партнерской зависимости. Пока в организации национальных экономик преобладает стремление к самодостаточности, эгоцентризм национального интереса имеет хозяйственный и политический смысл. Однако по мере усиления интеграции национального хозяйства в мировое, понятие «национальный интерес» все более замещается понятием «добросовестное партнерство». Попытки же получать одностороннюю выгоду неизбежно создают порочный круг адекватных ответов.