Бытиё наше дырчатое

В динамике пискнуло.

— Чего-чего? — грозно переспросил Безуглов.

— Нет, это я так, откашлялся… — поспешно объяснили из динамика.

— Смотри у меня…

Вновь замаячил впереди санитарный кордон. Внезапно доктор вскинулся, схватил шофёра за крутое плечо, затряс. Будь детина чуть похлипче, точно бы слетели в кювет.

— Санитары! Глянь, санитары!..

В самом деле, двое патрульных опрометчиво вышли к самой кромке шоссе.

— Дави их, гадов, дави!..

Ко всему, видать, привычный шофёр спокойно проехал мимо.

— Эх, что ж ты… санитаров-то… — Безуглов с сожалением проводил уцелевших взглядом. — Терпеть не могу, — доверительно сообщил он Артёму. — С тех самых пор, как вы меня в дурку укатали…

— Мы? — испуганно переспросил Артём.

— Патриоты, — с омерзением пояснил Президент.

— Но не Родина же!

— К Родине претензий нет. А вот к вам…

— К ним, — уточнил Артём. — Меня сегодня утром с учёта сняли…

— Уже?! — поразился Президент. — Во дают…

Вечерело. Навстречу звену мнимых «неотложек» вставали во всём великолепии прозрачные огни города Сызново.

— Но, если нет претензий к Родине, — рискнул пошутить литератор, — не называется ли это патриотизмом?

— Вы так молоды, Артём… — ни с того ни с сего снова перейдя на «вы», утомлённо заметил Президент. — Для вас ещё важно, что как называется…

Он открыл бар и достал новую пригоршню капсул. На этот раз Стратополох решил, что отказ прозвучит невежливо, и, пока неукротимый доктор пререкался с настырной «бразильской ленточкой», кинул зелье в рот и протолкнул тоником. Вроде коньяк… Во всяком случае, в голову шибануло.

— А как вы работаете? — поинтересовался Безуглов.

— Сажусь за монитор, — охотно объяснил литератор. — Ставлю рядом полную вазу водочных капсул. И принимаю до тех пор, пока собственный текст не покажется прекрасным.

— Хорошая метода. — Безуглов, в свою очередь, запил изрядную горсть лекарства тоником и, кажется, стал вполне счастлив.

— Отрадно… — объявил он с чувством. — Отрадно, что в этом дурдоме есть хотя бы три психически здоровых человека! И все они, обратите внимание, собрались в одной машине. Это как-то надо обозначить, позиционировать…

Далее первое лицо страны, к ужасу и удивлению Стратополоха, подхватив себя обеими руками под правую коленку, подтянуло её к груди и, откинувшись влево, выставило подошву в боковое окошко.

Видавший виды шофёр даже головы не повернул. Зато что началось в динамике!

— Доктор!!! Опять? Мы же договорились, что вы так больше не… Уберите туфлю из окна! Мы в черте города!..

— Горожане тоже имеют право видеть своего Президента, — резонно отвечал им распоясавшийся Безуглов. И глубокомысленно продолжал: — Я знаю моих избирателей. Они тихие, послушные… и неизлечимые…

— Да уберите же наконец! — не выдержал Стратополох.

Тот удивился и убрал. Некоторое время сидел озадаченный, пожалуй, даже обиженный.

— Ну, как хотите… — проговорил он. — Раз так… Гармошки нет?.. Ну тогда… Артём! Выдай нам какой-нибудь свой афоризм, что ли, я не знаю…

— Из свежих?

— Всё равно.

Артём подумал. Афоризмов у него было много.

— Личное безумие, — как можно более внятно выговорил он, — лучшее средство против безумия общественного.

Президент обернулся и крепко схватил Стратополоха за локоть, изрядно перепугав, поскольку глаза первого лица страны были в этот момент — как у Ивана Грозного с известной картины Репина.

— Нигде пока не опубликовал?

— Нет…

— Слушай, продай!

— Дарю, — истово сказал Артём.

Расстались возле бульвара Вигеля. Безуглов порывался ещё подбросить Стратополоха до диспансера, а заодно и до дома (вместе с супругой). Еле разубедили.

— Ну ты… ежели чего… — сказал на прощание добрый доктор, — заходи давай…

— Кто ж меня к тебе пропустит? — усмехнулся Артём.

Осторожное обращение на «ты» проскочило незамеченным.

— Пропустят, — заверил тот. — Скажешь фамилию — пропустят…

Две «неотложки» сгинули в сумерках, оставив Стратополоха в состоянии жестокой аменции. Напоминаем её основные признаки: полная дезориентировка в месте, времени, собственной личности, бессвязность мышления, наличие аморфных, нестойких иллюзий, отрывочные бредовые переживания, растерянность и прочее. Развивается либо вследствие тяжёлых соматических заболеваний, либо, как видим, в результате общения с доктором Безугловым.

Опомнившись, Артём обнаружил, что стоит рядом с бульваром, в двух шагах от цветочного павильона, напоминающего подсвеченную изнутри глыбу льда. Мышление восстанавливалось. В конце концов Стратополох купил розу, большую, как кочан, и двинулся к диспансеру.

— А мы её уже домой отвезли, — обрадовали там. — Где-то час назад…

Ну вот! Докатался с Президентом, люби его весь народ с утра до ночи! Раздосадованный Артём выбежал на улицу и ринулся напрямик, через дворы. Чем вообще хорош центр Сызново, так это размерами. Пятачок. Ах, как всё неладно складывается… Обидится ведь наверняка! Сказать правду? А поверит? Не забрал из диспансера, потому что принимал коньячные капсулы из рук Безуглова… Нет, не поверит. Сам бы он точно не поверил… Хоть бы Павлик дома был…

Павлик был дома.

— Что? — с порога спросил Артём.

— Спит.

— Снотворное?