Бытие. Творчество и жизнь архимандрита Софрония

«Вначале Бог создал человека, не сотрудничая с ним, с тех пор он никогда не делал ничего с человеком, не заручившись его помощью. Мир природы так устроен, что человек постоянно сталкивается с проблемами, которые должен решать. Но для того, чтобы действительно сотрудничать с Богом в сотворении мира, человек должен всегда стремиться к предельно возможному знанию Самого Бога. Постоянный подъем к дальнейшему познанию Бога также является творческим актом, хотя и особого порядка»[180].

Бог наделил человека абсолютной свободой, которую можно использовать для разных целей. Вместе с этой свободой Он также даровал человеку возможность творить, дабы обрести свободу. Это напоминает метод обучения Кандинского (см. с. 16), который ничем не стесняет ученика, чтобы тот мог рисовать абстракции. Это сродни свободе, дарованной человеку Богом, но позволяющей идти гораздо дальше: в творческом акте человек стремится к более полному познанию Творца и достигает более полного осознания своего творчества, приближаясь в этом к Самому Творцу. Поскольку отца Софрония в молодости волновали вопросы созидания, отношения человека к творчеству и оценки искусства, теперь эта тема приобрела новые измерения. Раньше он искал смысл бытия через искусство, а теперь понял, что путь к истинному творчеству— это приближение к Творцу, Бытию, самому себе. И через близость к Нему был решен вопрос об истинном творчестве.

«Состояние ума… при артистическом творчестве… не может сравниться с состоянием ума-духа, пребывающего в чистой молитве — лицом к Лицу с Живым Богом»[181].

«Затем я был исполнен благоговейным поклонением Первому Мастеру, Создателю всего, и желанием встретиться с Ним, почерпнуть от Него знания, понять, как Он творил»[182].

Творческая деятельность находит различные способы выражения. Самой высокой из них является молитва, чистое созерцание Творца, иногда вдохновленное взглядом на Его Творение. Иная созидательная деятельность происходит тогда, когда человек, изучив свои возможности, осознает, что выходит за собственные пределы.

Старец Силуан[183] помог ему понять глубинный смысл творчества:

«Мои беседы со Старцем Силуаном, конечно, сосредоточивались на молитве и жизни, согласной Божьей воле. Но моя предыдущая карьера [как художника], естественно, склоняла меня к размышлению о творчестве в целом и его значении…Беседуя со Старцем, я обращал свое внимание на Личность Христа: как Он, Сын Человеческий, действовал?…Человеку свойственно стремиться к совершенству, желая войти в живой поток божественной вечности, куда первым отправился Христос-Человек»[184].

Отыскав Творца и истинное Бытие, он частично решил вопрос о вечности и творчестве, переведя его в другое измерение. Как художник он должен был изобразить свое углубленное вйдение. Это было неизбежно: художник вновь пожелал выразить себя через живопись.

Один из способов, который открывает неподвластное изображению, — это свет,

«несозданный божественный свет по природе своей есть нечто совершенно отличное от света физического. При созерцании его прежде всего является чувство живого Бога… Он духом видит Невидимого; дышит Им; весь в Нем…И вера есть свет, но малый; и надежда — свет, но не совершенный; и любовь — свет, но уже совершенный»[185].

Несозданное по своей сути и природе не может быть передано в сотворенной форме, поэтому его нужно представить стилизованным и символическим образом. Символ трансцендентности — голубое, и для того, чтобы изобразить Божественное, которое в конечном счете непознаваемо и недостижимо для человека, в иконописи используется способ передачи несозданного света с помощью концентрических кругов разных оттенков синего, которые темнеют к середине, становясь почти черными во внутренней срединной части. Это пространство представляет собой невыразимую и недостижимую тайну, присутствие Бога. Традиция живописного изображения Божественного присутствия и Нетварного света в виде тьмы берет начало в апофатическом богословии[186], которое утверждает, что, поскольку Бог непознаваем, Его можно только познать и представить как тьму или «ничто»[187]. Есть интересные параллели между этой формой богословия и абстрактным искусством, где полнота также изображается отрицанием формы[188].

Однако тьма — это не единственный способ, которым Божественный свет изображается на иконах. Отец Софроний предпочитал позитивный аспект как богословия, так и живописной передачи света, делая упор на зримые его элементы. В бытность отца Софрония студентом Свято-Сергиевского богословского института в Париже апофатическое богословие св. Дионисия Ареопагита было широко известно и импонировало многим из-за обращения ко тьме и непознаваемой мистической стороне Бога. Первоначально отца Софрония привлекал такой способ понимания, но позже он сосредоточился на позитивных аспектах общения с Богом и Его любовью.

На иконе