Бытовая химия

– Знаешь, – сказала Сара, – мне кажется, его поступок просто прекрасен, так думают и все девочки у нас на работе. Я знаю, что ты англичанин и все такое, но было бы очень мило, если бы ты сделал нечто подобное хотя бы раз. Просто, чтобы показать, что ты любишь меня.

– Но я действительно люблю тебя, ты же знаешь.

– Тихо, я знаю, что ты меня любишь.

– Так что ты тогда…

– Я сказала: показать, как ты меня любишь.

– Но если ты уже знаешь это, то…

– Чтобы показать, что ты любишь меня.

– Но ты же сказала, что сама знаешь…

– Господи, Том. – Сара улыбнулась и поцеловала меня в лоб. – Это же не наука, это искусство. Ты – прекрасный человек, потрясающий бойфренд, талантливый писатель, но при этом полоумный идиот. В общем, я пошла спать.

– Я тоже… – сказал я, выключая компьютер.

– Но ты же говорил, что тебе еще надо поработать.

– Да… ну…

– Что ну?

– Это было до того, как ты продемонстрировала мне свою попку.

– Аааа…

– У тебя под сорочкой была спрятана такая прекрасная попка, кто бы мог подумать?

Сара удалялась в спальню, выкрикивая:

– А если предположить, что я не в настроении?

– А… ну ладно. Вообще-то, у меня есть еще работа. Так что я могу…

Она появилась в дверном проеме спальни.

– Тихо! Я сказала «предположить».

Глава 5

– Тебе бы не помешало подстричься, – сказала Сара. – Она наклонилась и поцеловала меня в шею, перед тем как уйти на работу.

– Правда?

– Ну, если ты не отращиваешь волосы. Или отращиваешь?

– Мне слишком много лет, чтобы отращивать волосы.

– Это что еще значит? Думаешь, твой двадцативосьмилетний скальп не выдержит напряжения?

– Я имею в виду, что длинные волосы разрешается носить тем, кому меньше двадцати.

– Ты можешь носить длинные волосы, если хочешь.

– Люди будут смеяться надо мной.

– Пошли они в задницу!

– Да, конечно, ты права… Я начинаю говорить, как Хью. Я могу делать все, что хочу: это же мои волосы. Я не затем родился, чтобы вести себя так, как хотят другие. Пошли они в задницу.

– Хотя тебе больше идет короткая стрижка.

– Сегодня же схожу в парикмахерскую.

После того как Сара ушла, я отправился наверх в комнату и сделал пару набросков для книги. Я старался найти нужную интонацию. Что несвойственно авторам, пишущим за других, я изобретал голос, который пришелся бы мне по вкусу, – я создавал Джорджи вместо того, чтобы подражать ей. Ее голос должен был быть романтичным, но не мечтательным. Идеалистичным, но при этом с долей практичности. И сильным. И шотландским. Я продолжал рыть и рыть. Я дотронулся до клавиатуры, чтобы взглянуть, что там вышло.

Маленькой девочкой я жила в Маучлине. Я часто останавливалась на углу Лудон-стрит и смотрела на здание почты. Оно казалось мне заколдованным местом: мистические врата в другой мир. Над почтой была масонская ложа (кто знает, что за странное колдовство осуществлялось там?), но магия почты была столь своеобразна, что перекрывала ту власть, что даруется примкнувшим к масонам мужчинам, укоротившим штаны. На почту приходили посылки, и внутри этого всемогущего здания с викторианскими стенами из красного кирпича невообразимым образом письмам и бандеролям даровалось право путешествовать в любую точку земного шара. Они могли оказаться в Лаггане или Лондоне, Нью-Йорке или Нью-Дели. Я стояла перед зданием почты, под моросящим дождем, в сползших шерстяных колготках, туфлях со стертыми носами (несмотря на постоянные замечания матери, я шаркала ногами) и огромном плаще-дождевике, – сестра явно погорячилась, отдав его мне. Я не могла представить себе ничего более волшебного, чем возможность отправиться во все эти места. Теперь, конечно, я знаю, что настоящее волшебство – не те места, куда отправляешься, но та частица домашнего уюта, которую берешь с собой.