Бытовая химия

– Ну… понимаю… тебя привлекала моя жизнь, а не то, кем я был… – я кивнул в знак того, что понимаю, – так ты слегка больная на голову, да?

– Мой психолог говорит, что у меня проблемы с самооценкой и чувством безопасности.

– А, ну тогда другое дело.

Джорджи немного разозлилась и впервые посмотрела на меня нормально.

– А ты можешь честно признаться, что я тебя привлекала не потому, что я – знаменитая Джорджина Най, хотя бы отчасти? Несмотря на все твои разглагольствования о знаменитостях, разве тебя не волновала мысль о том, что ты занимаешься сексом с кем-то, кого показывают по телевизору?

Я хотел сказать: «Нет, это никогда не имело никакого значения», как я говорил Саре. Но я не стал. Меня поразило то, что я теперь не был в этом уверен. Могу ли я наверняка сказать, что это вообще никогда ничего не значило? Что эта мысль ни разу не проносилась у меня в голове, вызывая легкое возбуждение? А если это было так, если меня привлекало в Джорджи не то, кто она, а то, какой жизнью она живет, тогда, выходит, я был таким же психом, как и она? Довольно новые фундаментальные сведения о моей персоне.

Лучше всего не думать об этом.

Я пожал плечами.

– Ну, – сказала Джордж с ощущением триумфа, – вот видишь.

Ха! Вот я ее и поймал, потому что на самом-то деле я ничего не подтверждал.

Джордж покосилась в окно на Пола и Эми. Она сидели, прижавшись друг к другу, и разговаривали.

– Мне кажется, им нужно больше, чем пара минут, – сказала она. – Я собираюсь поймать такси. Скажи Полу, что я сама доберусь обратно, ладно?

– Конечно.

– Знаешь, – добавила Джорджи, поворачиваясь, и взгляд ее был извиняющимся. – Я никогда не хотела…

– О, не надо, – улыбнулся я, – пусть, по крайней мере, хоть одно клише останется невысказанным.

Джордж улыбнулась мне в ответ.

– Ну… выше голову, Том. Я надеюсь, что у тебя все получится.

– Да! А я надеюсь, что ты… ну… что ты будешь и дальше так же знаменита и невероятно богата. Думаю, что эта заваруха на деле показала, что для тебя и вправду важно, и тебя отныне больше не привлекут химера бездумной анонимности и обладатели крохотных денежных сумм.

Джорджи улыбнулась и в шутку ущипнула меня за грудь. Я улыбнулся ей в ответ, даже несмотря на то, что она вообще-то задела ручку, что лежала у меня в кармане, ткнув ею прямо в сосок, и мне было очень больно. Потом она потянулась вперед, поцеловала меня в щеку, развернулась и пошла по улице. Я наблюдал, как Джорджи удаляется, думая, обернется она или нет? Подарит ли один краткий взгляд, может быть, «последний взгляд»? Но она этого не сделала. Она просто продолжала идти, пока не завернула за угол, передо мной лежала пустая дорога.

«Нужно было сообразить, чем все закончится, еще в тот первый раз, когда Джорджи упомянула своего психолога», – сказал я сам себе.

Думаю, из этого можно было бы сделать довольно эффектный финал. Я легко мог себе вообразить: горько-сладкий, конечно, но определенно симпатичный конец главы. Том, немного грустный, но зато более мудрый, был готов к новой жизни.

В реальности я чувствовал себя куском дерьма.

Или я так думал. Когда говорят: «Я самый счастливый человек на свете!», вполне возможно, что так оно и есть. Но тот, кто заявляет: «Я самый несчастный человек на свете!», скорее всего, очень сильно ошибается. Я думал, что чувствовал себя куском дерьма в тот день, но на самом деле я едва ли вошел в первую фазу дерьма.

Последовавшие дни и недели были заполнены – причем до краев – отсутствием Сары. Я сидел в своем гостиничном номере и хотел заплакать. Я, конечно, и плакал тоже, но самым худшим было постоянное желание плакать. Я чувствовал, что переполнен предсмертным отчаянием, необходимо было выплеснуть его каким-либо образом: плакать, кричать, биться о стену, все, что угодно, только бы избавиться от давящей глыбы внутри. Я сидел со сжатыми зубами и сжатыми кулаками. Я умолял воздух в надежде, что появится божество и мы заключим сделку. Я молил, чтобы физический ужас этого столбняка и жуткого отчаяния любой ценой вырезали у меня изнутри.

Мне хотелось забыться. Мое сознание превратилось в открытую рану, оно пытало и мучило меня, пока сон не приносил немного покоя. Но и сон не был ко мне особо добр. Я лежал пластом весь день и спал урывками ночью. При этом я беспробудно пил и большую часть времени проводил, плавая в сюрреалистическом океане между сном и явью, иногда чуть ниже поверхности, иногда чуть выше, но все время не зная наверняка, в каком из измерений я нахожусь.